Социальная адаптация новых религиозных движений (философский анализ)
3.2.1. О б щ и е п р и н ц и п ы р е л и г и о в е д ч е с к о й р е ф л е к с и и. В онтической системе, - предмете данного исследования, прежде всего обращает на себя внимание то, что эта система само есть исследование, рефлексия. Она сама имеет свой собственный предмет. Таковым выступает онтологическое устройство в лице непосредственных институтов традиционных церквей, светских государств и новых религиозных движений. То есть, предшествующая система не исчезла, а стала тем, по поводу чего размышляет онтическая рефлексия. Вследствие этого данное онтическое устройство должно быть рассмотрено как субъект, то есть у него самого есть собственная методология. И если суммировать все написанное и сказанное им по проблеме современной религиозности, то в этом высказывании об этой проблеме, сказывается она сама. В разноголосице спорящих друг с другом теологов, богословов, светских религиоведов и «рефлектирующих маргиналов» высвечивается несколько иной, чем ранее, способ обнаружения современной религиозности.
Ранее, в рассмотрении силлогизма «сила традиции – внешний миропорядок – новые религиозные движения» все полномочия понятийного определения распределялись таким образом, что на метод (для нас) приходилось все, в то время как нашему предмету оставалось быть, действовать, существовать. Он вел себя как сущее, мы же (метод исследования) был несущим. Все, что мы говорили о нем, было для него несущественным. Самое важное для науки, - понятийная определенность этих трех экзистенциалов, создавалось больше методологическими, чем онтологическими усилиями. Теперь же, наоборот, в силлогизме «светское религиоведение – новая харизма – богословие» благодаря собственному уходу в себя (одна из посылок, а именно, «новая харизма – богословие», опосредствованная первым умозаключением) новая религиозность не только существует, а рассказывает о самой себе.
Религиоведение – это особая, онтическая, форма реализации религиозной духовности. Она такова, прежде всего по своему предмету, потому, что в каком бы виде оно не выступало, ее содержанием остается одно и то же – религия. Отвлекаясь от продолжающихся дискуссий по поводу данного феномена (к чему он ближе: к искусству, к науке или это особая форма самого религиозного опыта?), следует констатировать, что современное религиоведение вызвано к жизни внутренней необходимость самой религии.
Религиоведение есть экзистенциал, который на порядок сложнее, чем религия. Пока длилась историческая форма религии, несущей конструкцией ее (ее религиоведом) было что-то внешнее – историк. Причем, последний был не обязательно историком религии. Историк от любого случайного для религии содержания (права, церкви, экономики, искусства и т.д.) мог из своего сущего (но - несущественного для религии) устанавливать связи между различными историческими формами религии. Но как только сложился первоначальный силлогизм неисторической, - новой религиозности, у последней появилась настоятельная необходимость в собственном не-сущем. Все остальные (то же онтические, рефлективные) формы «ведения» должны были «потесниться», для того, чтобы в образовавшемся интеллектуальном пространстве нашла место собственная рефлексия этой религиозности. Действительно, как природоведение (науки о природе), так и правоведение (науки о праве) сформировались гораздо раньше. А ведь они – сущности, по форме идентичные религиоведению; природоведение и правоведение не сама природа и право, они – иное (см.2.4.3.данной работы).
Даже средневековая теология имеет своим источником не ту потребность, которая, в конечном счете, вызвала феномен современного религиоведения. Онтичность позиции Бонавентуры, Фомы Аквинского или Альберта Великого заключалась в «очистительных» функциях для какой-то одной исторической религии. Здесь же, в новом общественно-религиозном устройстве обнаруживается потребность в создании своей собственной несущей истории для всякой религиозности. И сущность этого несущего, религиоведения, определяется таким образом, что она в принципе должна быть самостоятельной для своего предмета. Это можно достигнуть только в познавательных функциях.
Подлинным началом, т.е. сущим этого несущего под названием “религиоведение” является двойственность, дистанцированность от самого себя. Но не допускаем ли мы ошибку, обращаясь к религиоведению? Не теряется ли тем самым предмет – современная религия? Эти опасения были бы оправданы, если бы вообще существовал только один способ реализации – через свое существо. Вопреки этому есть, действительно существует прямо противоположный способ – через свое не существо. Этот способ по происхождению вторичен, но по важности, по развитости предшествует реализации через свое существо. Современное религиоведение лишь по видимости «обслуживает» предмет, лишь кажется, что оно призвано кое-что прояснить в предмете, кое-где помочь общественной практике решить кое-какие проблемы. В действительности оно легко может предстать в виде фундаментальной, самодостаточной академической дисциплины, которой нет необходимости «кокетничать» с какими-то формами бытия в отношении полезности и социальной значимости.
Религиоведение есть самосознание современной религиозности, по которому можно прочитывать эту религиозность гораздо явственней, чем при обращении к непосредственным институтам этой религиозности: традиционным церквам, светским государствам и новым религиозным движениям. Но обращение к нему плодотворно только в том случае, если учитываются преимущества его онтического бытия по сравнению с онтологией новой религиозности.
3.2.2. О с о б е н н о с т и о н т и ч е с к о г о у с т р о й с т в а. В знании все знающие находятся в одном и том же положении – они полагают предметы отрицательно. Здесь достигается желанная точка единства, та самая, которую не могли найти в социальной сфере (в своей онтологии) элементы новой религиозности. На смену священнику приходит богослов; место юриста занимает светский религиовед. Они теперь начинают диалог. Но подобная дискуссия возможн, если соблюдено одно условие – в интеллектуальным пространством для их встречи образовалось достоверность знания самого по себе. И диалог начинается, благо, что повод подходящий и социально очень важный – новая религиозная харизма. Разворачивается устройство «светское – харизма – традиция». Присмотримся ближе к моменту опосредствования, содержащемуся в этом силлогизме с одной стороны, и форме рефлексивного знания – с другой. Одна из посылок, - «харизма – традиция», опосредствована, она – результат первого умозаключения. Но другая, - «светское – харизма», так и осталась непосредственной. Значит, это умозаключение содержит в себе две противоположные по форме посылки. Запомним это и обратимся к рефлексивной природе знания.
Первым моментом знания является предмет сам по себе, то, что знают. Вторым же моментом является знание о нем. Чем они отличаются? Тем, что первое непосредственно, а второе – опосредствовано первым. Иными словами, здесь на лицо та же самая пара противоположностей, что и выше.