Когда традиционалисты в России провели экспертизу «Богородичного Цетра» И. Береславского, «АУМ Синреке» С.Асахары и «Сознания Кришны» Б. Прабхупады, то выводы комиссии под руководством Ю.И. Полищука сводились к отрицательным последствиям деятельности этих организаций для общества. Естественно, эта комиссия рекомендовала: «образовать при правительстве Москвы постоянно действующую экспертно-консультативную группу в составе представителей основных традиционных для России конфессий (!), психиатров, психологов, религиоведов, юристов, обеспечивающую функцию государственного контроля за деятельностью религиозных объединений на территории Москвы» [152]. Либералы, в свою очередь, проведя экспертизу «Свидетелей Иегова» и «Сайентологии» не находят в них ничего противоправного [76], на что традиционалисты обвиняют их в «прямом или косвенном потворстве сектантству» [152].

В этом противостоянии выводов религиоведческих экспертиз либералов и традиционалистов проблема социальной адаптации новых религиозных движений, по-видимому, достигает своего пика. Не проводить религиоведческую экспертизу – опасно, но и проводить ее – значит отдаться на произвол субъективности (либо исторической, либо новой). Проблема, «замкнутая» в онтологическом бытии предмета так и осталась бы неразрешенной, если бы не существовала еще и другая сторона этого предмета – гносеологическая. Что если этические, и исторические моменты данной проблемы обусловлены не особенностью предмета, а спецификой метода?

2.3.1.4. М е т о д о л о г и ч е с к и е п р о б л е м ы р е л и г и о в е д ч е с к о й э к с п е р т и з ы. В абстрактных моментах религиоведческая экспертиза должна: а) уметь определить, относится ли данный феномен к религии вообще (назовем этот момент – всеобщностью); б) уметь идентифицировать данный феномен на принадлежность к определенному религиозному типу (это – особенность); в) выразить в понятиях генезис данного религиозного феномена. Причем, если на лицо ставшая религия (традиционная), то этот генезис будет логической реконструкцией, созданной на основании исторических фактов данной религии; если же это «новое» религиозное движение, то благодаря первому и второму моментам, следует создать логическую модель вероятного развития этой религиозности в социальной сфере (это – единичность).

Вышеперечисленной является тем объемом знания, который должна реализовать религиоведческая экспертиза. Такое знание категорически затребовала современная социальная практика от религиоведческой теории, так как она сама это знание с помощью своих общественных форм выработать не может.

Решение проблемы религиоведческой экспертизы должно учесть следующие методологические особенности:

· аналитик, проводящий экспертную оценку какой-либо религии, имеет дело большей частью с мыслями. А это, как известно, нечто - совершенно невещественное, внутреннее. В сфере природы, где каждый предмет есть в своей данности, все проще. Для выявления существенных характеристик (законов) с ним можно экспериментировать, производить опыты. В религиоведении же нужно по каким-то внешним проявлениям (словам, поступкам, культовым вещам) судить о том, что вызвало их;

· здесь предмет (религия) может утаивать свое существо, вместо него имитировать что-то другое. В этом моменте, в явлении так называемого «эзотерического разрыва», религиоведение сталкивается с той же трудностью, что и криминалистика или психиатрия. Здесь, кроме того, он есть еще и «для самого себя». В других же науках все проще. Так, например, деньги – нечто неодушевленное, вообще не есть для себя. Поэтому экспертизе не стоит труда проверить их на подлинность, впрочем, так же, как биологу установить род животного, геологу – вид минерала и проч.;

· никакого объективного критерия в этой сфере существовать не может. В религиоведении, проводящим религиоведческую экспертизу, сам «объект» есть субъект. То есть, он есть не только для исследователя, но для самого себя. Более того, на самом деле он может быть не тем, чем сам себя считает. Здесь предмет есть для себя и вообще, и в частности (в отличие от животного). Поэтому-то здесь аналитик сознательно пользуется в качестве «нормы» своими собственными мыслями, своей собственной духовностью. Иного пути нет.

2.3.2. Р е л и г и о з н о е с о з н а н и е к а к п р е д м е т т е о р е т и ч е с к о г о и с с л е д о в а н и я. В сущности, религиоведческая экспертиза ставит те же задачи, что и естественно научный опыт, эксперимент. Здесь квалифицировать предмет, значит, узнать и что он есть в отличие от других предметов, и на какие виды он делится в самом себе (момент классификации) и, наконец, насколько он значим по отношению ко мне, к моим потребностям. Третий признак, можно еще интерпретировать так: «Как я могу воспользоваться знанием о нем?». А можно и так: «Как я должен вести себя с тем, чем воспользоваться нельзя по определению?». Об этом говорит и происхождение слова «квалифицировать» (лат. qualis какой, какого качества + facere делать).

Но есть одна существенная разница в науках о природе и науках о духе. Науки о природе, выдвигая в качестве критерия истины практику, эксперимент, тем самым подчеркивают, что их предмет, в сущности, не есть для себя. Законы механики, физики, химии и т.д. не только могут, но должны быть использованы человеком, некой универсальной сущностью, которая познает их. Вот, что значит - быть для себя. Такое «неуважительное» отношение к своему предмету в естествознании обусловлено собственной природой этого предмета. Он как бы изначально расположен к тому, чтобы служить средством для достижения человеческих целей.

Гуманитарные науки, наоборот, все время вынуждены возвращаться к первоистокам. Их всегда преследует сомнение: правильно ли в них постигается предмет – духовные феномены человеческой жизни? Источник этой неуверенности коренится в сознании того, что здесь не только мы, знаем предмет, но и он сам обладает собственным знанием окружающего мира и самого себя. Он есть для самого себя. Тут практика в естественнонаучном смысле бессильна. Сделать себя, свои потребности (пусть даже под высоким титулом потребностей своего народа, своей церкви, и, даже выступить от имени потребностей всего человечества) мерилом для квалификации предмета, – значит проводить одностороннее расследование, уподобляясь средневековой инквизиции.

Может быть, вся суть методологической проблемы религиоведческой экспертизы в том, что мы не умеем вести себя с тем, что само ведет себя? Вспомним, как она проводилась в 15 веке испанскими инквизиторами (отвлечемся пока от этической стороны и сосредоточимся на методологической). Богослов, знакомясь с предметом (т.е. с тем, что он есть «для него») стремился выявить, что есть данный феномен на самом деле через призму того, что есть его (богослова) «для себя». В 1896 году, в связи с новой конституцией Мэйдзи (Япония) Департамент по делам Синто поставил перед собой аналогичную задачу – квалифицировать новые культы, которые начинают появляться со второй половины XIX в. Тринадцать НРД Японии проходят регистрацию как «синтоистские». Какими же критериями пользовались чиновники этого учреждения для решения этой проблемы, с каких позиций шла эта квалификация? Да в точности с тех же самымых, что в 1567 «испытал» Т.Торквемада и в 1997 предлагает А.Кураев. Четыре тысячи лет назад, когда в Египте начались гонения на сторонников религиозной реформы Аменхотепа IV, вероятно, жрецы точно так же «проверяли» на подлинность веры всех подозрительных.