При всем том данная ситуация только выглядит как безысходная. Продуктивный выход из нее есть. Нужно только каким-то образом научиться преодолеть свой собственный субъективизм, с одной стороны, и наивный объективизм, с другой. О том, что это преодоление не является прерогативой ни естественных, ни гуманитарных наук говорит один факт, который почему-то упустили исследователи истории науки. А именно, «триумфальное» высвобождение новоевропейской науки от религиозной догматики в 14-16 веках, как оказалось, нашло свое выражение одновременно в двух формах: увлечение экспериментами в естествознании, с одной стороны, и экспериментирование над сознанием печально известной инквизиции, с другой. В обоих случаях за основу принималась одна и та же опытная модель: в эксперименте участвует одно сознание – мое, и один предмет (то есть, что угодно, но только не другое сознание). Ф.Бэкон и Т.Торквемада не заметили, что для моего сознания в случае с высшими проявлениями духа предметом уже выступает другое сознание. Они позволили себе теоретически отвлечься от того, что точно так же, как другое сознание есть для меня, оно есть еще и для самого себя. Почему? Может быть потому, что считали такое феноменологическое выяснение невыгодным! Теоретическое и практическое отношение к материальному миру являются основополагающими. Пусть, так. Здесь еще можно использовать их в моменте противоположности. Но, ведь есть еще и Бог, религия, высшие интересы культуры и духовности!

2.3.3. С у щ н о с т ь р е л и г и о в е д ч е с к о й э к с п е р т и з ы и ф и л о с о ф с к и й м е т о д. Здесь рассмотрение проблем, которые создают современные типы религиозности в социальной сфере, непосредственно приводит нас к вопросу о сущности религиоведческой экспертизы. Выяснилось, что этические и исторические аспекты этой экспертизы указали на методологическую сторону в качестве своего источника. Значит, в религиоведении, прежде всего, нужно определиться с тем, как должна вести себя форма, имеющая дело со столь своеобразным содержанием. И если наступила в данной науке та стадия дифференциации, когда наряду с историей, антропологией, психологией и т.д. религии должно выступить религиоведение, изучающее современное состояние религии, то острее всего методологическая проблематика получает определенность именно здесь.

В чем же своеобразие религии как предмета познания? В том, что она есть нечто, что само познает. Иными словами, не мы только обладаем сознанием, познавая религию, но она сама есть сознание. Она, может быть, есть, прежде всего, сознание. Но, можем ли мы обращаться с сознанием?

Начиная с момента своего возникновения, философия стала разрабатывать форму понятийного выражения бескорыстного общения двух абсолютных самостоятельностей – мышления и бытия. А феноменология, возникнув на заключительных этапах развития исторических форм философии, просто аккумулировала в себя результат этих опытов. Она – частный случай мышления, которое мыслит мышление. Она (это другое сознание) – теория сознания, в которой одно сознание исследует другое в его собственной определенности.

Религия, однажды позволив сделать себя предметом знания (а это с необходимостью стало ее первым отрицанием), с сожалением обнаружила, что от этого она скорее потеряла, чем приобрела. Оказалось, что форма, к которой религия обратилась, начала не исследование, а настоящее следствие (инквизиция от лат. inkuisitio расследование) по ее «делу». И здесь процесс ее познания религиоведением, то есть той научной дисциплины, которой религия вверила свои дела, стал останавливаться на двусмысленностях. Он то принимал позицию объективизма, то – нормативизма; то выглядел как реализм, то уподоблялся религиоведческому номинализму. Далее продолжать дело таким образом оказалось больше нельзя, так как предмет полностью лишается самости, насильственно трансформируется и, в итоге, превращается в нечто совсем иное, чем религия. Но вернуться в исходную форму, то есть в саму религию, значит утерять момент знания. Последнее наверняка забросило бы религию опять в непосредственное столкновение ее многообразных форм, то есть – опять в историю.

Здесь то и возник, на наш взгляд, главный проблемный узел современной религиозной ситуации. Причем этот узел одновременно и этический и методологический (никогда, может быть, эти научные сферы не подходили так близко друг к другу!). Он включил в себя следующие моменты:

а) оставить религию существовать без знания себя (без религиоведения) – значит, продолжать пассивно ожидать очередного конфликта исторических религий. А без столкновений они сами по себе существовать не могут. Экономические, национальные, “жизненные” и даже политические интересы есть лишь маскарадные костюмы, прикрываясь которыми, религии испытывают друг друга на прочность. Здесь современные (ближневосточные, балканские, кавказские и т.д.) социальные конфликты, по сути, ни чем не отличаются от исторических;

(б) но и позволить рассудочному религиоведению с его абстрактной методологией распознавать религиозную сущность, когда исследование очень напоминает милицефское расследование, значит, на деле не решать социальные проблемы, а лишь усугублять их. Под маской научной объективности и академичности прокладывают себе дорогу те же самые частно-религиозные интересы, или и того хуже – нерелигиозные и ненаучные вообще.

(в) вероятно нужен третий путь. Необходима форма, которая не искажает предмет. Она должна быть столь же развитой, как и сама религия, и, тем не менее, быть познанием религии. А уж, коль скоро эта форма проявилась только в философии, с одной стороны; а выше обозначенный переход религии от себя к знанию о себе стал потребностью современности - с другой, то философский анализ феномена нового религиозного сознания есть как раз то, что требуется там, где интересы философии и религии соприкасаются.

Для проведения философского анализа новых религиозных движений следует учесть следующее:

1. Методологические проблемы религиоведческой экспертизы сейчас как никогда актуальны в связи со сложившейся религиозной ситуацией и современное религиоведение не имеет права уклониться от них;

2. Находясь в пределах этих методологических проблем, религиоведению необходимо удержаться от исторически отработанных, субъективистских, «тупиковых» решений, которые только усугубляют социальное противостояние основных фигурантов современного общественно-религиозного процесса; здесь нужно разработать метод, с помощью которого одно сознание может исследовать другое, не преобразуя его «под себя»;

3. Религия вообще и каждая религия в частности (как историческая, так и не историческая) есть не только для сознания религиоведа. Каждая религия есть для себя. Система, в которой находятся в динамичном единстве моменты «в себе» (предметная сторона) и «для себя» (субъективная сторона, знание), называется сознанием. И раз основным недостатком других теорий религиоведческой экспертизы было субстанциональное рассмотрение предметной стороны, то нужен опыт феноменологии религии (только не в смысле интуитивного «знания» (Р.Отто, М.Элиаде) а в смысле логического исследования феноменов религиозного сознания).