[58] Там же. С. 383.

[59] См. там же. С. 385.

[60] Борисов Е. Негативность понимания Другого в экзистенциальной аналитике М. Хайдеггера. // Чужой. Понимание. Существование. Минск 2000. С. 189.

[61] Так, одинокий Dasein означает мертвую точку истории (да и то, говоря о «мертвой точке», мы совершаем ряд подмен – немой не молчит, субъектна – то есть исторична – только контр-суггестивность или революционность): неслучайно Маркс показывал, что историческим субъектом может быть только класс (или партия как «авангард рабочего класса»).

[62] Борисов Е. Негативность понимания Другого в экзистенциальной аналитике М. Хайдеггера. С. 196.

[63] Так, П. Бурдье замечает, что Хайдеггер имеет дело с легитимацией только определенной формы жизни, именно – «Мартин Хайдеггер», а не сущностным обоснованием истории. (См.: Бурдье П. Политическая онтология Мартина Хайдеггера. М., 2003.)

[64] Хайдеггер М. Введение в метафизику. СПб., 1998. Сс. 120 – 121.

[65] Батай Ж. Письмо к х, руководителю семинара по Гегелю // Танатография Эроса. Жорж Батай и французская мысль середины ХХ века. СПб., 1994. С. 313.

[66] Батай Ж. Теория религии // Батай Ж. Теория религии. Литература и зло. Минск. 2000. С. 105.

[67] Как замечает М. Бланшо, комментируя Батая: «Мы предполагаем, что человек по сути своей является удовлетворенным; ему, этому универсальному человеку, нечего больше делать, он лишен потребностей, и даже если в индивидуальном плане он еще умирает, то, лишенный начала, конца, он пребывает в покое в процессе становления своей застывшей целостности. Опыт Батая – это опыт, подстерегающий последнего человека, способного в конечном итоге не останавливаться на постигающей его достаточности… Этот опыт есть внеисторический опыт того, что существует вне целого, когда целое исключает все существующее вне него, опыт того, чего еще нужно достичь, когда уже все достигнуто, того, чего еще нужно познать, когда все познано – даже недоступное, даже непознанное» (выделено мной – К. К.) (Blanscho M. Der Endlose Verkehr. Berlin, 1994. Сс. 304 – 305).

В этом отношении, неслучайно что Ницше в программе большого просвещения Dasein как большого скачка природы с необходимости вводит инстанцию маски: в историю возможно ввести сверх–символический элемент только операцией исторической самотравестии, тем самым задавая возможность нового начала, имманентно действенного изнутри разворачивающийся истории.

[68] А. Кожев замечает о мысли Батая: « … Батай напоминает фокусника, который требует от своих же фокусов заставить себя поверить в магию… то есть в еще присутствующую возможность начало новой истории». (Фокин С. Л. Философ – вне – себя. СПб., 2002. С. 230).

Пасс баварского мудреца, исходящий из операции конституирования истории (= онтотеологической традиции) как непрерывного блуждания, собственной оборотной стороной имеет архаически неисторическое (=согласно иллюзии Хайдеггера, «сущностно историческому»). Это же отчетливо подмечает марксист Д. Лукач. Обсуждая хайдеггеровское «Письмо о гуманизме», он говорит, что соотношение истинной и вульгарной истории Хайдеггера имеет сугубо фиктивный характер. «Хайдеггер берет соотношение вульгарной и истинной истории из собственной головы. Установлению этого соотношения предшествует механизм переворачивания истинно сущей истории в мистифицированную историю бытия. Противопоставление традиционной метафизики сущего и изначального мышления бытия действенно только для современников капитализма: будь ли это Шпенглер с расколом изначальной природы цивилизации и культуры или Клагес – противополаганием духа и души. Хайдеггер признает дважды внутреннюю принадлежность приватной и публичной сфер современной жизни, которые есть обе одинаково отдаленные от существенного человеческого бытия, он ищет, но находит иллюзорный для самой истории выход в третьей размерности, которую он обозначает как «бытие», руководимое безымянным ничто. Историческая реальность остается поэтому для мышления Хайдеггера замкнутой и утраченной». (выделено мной – К. К.). (Lukach G. Sinn und Form. Berlin. 1978. С. 86).

[69] Как говорит Хайдеггер: «Торжество, с самого начала ниспосланное святым, остается изначальным источником истории. История по отношению к «историям», как горная цепь по отношению к горам, - это изначальная объединяющая и определяющая канва сужденного судьбой. Но если это торжество есть сущностный источник истории некой человечности и если поэт происходит от этого торжества, то поэт становится основателем истории некой человечности. Он подготавливает то поэтическое, на котором как на своей основе зиждится историческая человечность. Свой дар поэт не может передать никому» (выделено мной – К. К.). (Хайдеггер М. «Воспоминание» // Хайдеггер М. Разъяснение к поэзии Гельдерлина. СПб. 2003. С. 223).

[70] По замечанию П. Пепперштейна все «внутритекстовые объектности» Хайдеггера подводят вплотную к той границе, на которой дискурс заканчивается и начинается сама вещь, деструктурирующая дискурсивную транзитивность традиции. (Пепперштейн П. Лед в снегу// Кабинет № 1. СПб., 1998).

[71] Гегель Г. В. Ф. Письма // Гегель Г. В. Ф. Работы разных лет. М. 1971. Т. 2. С. 357.

[72] Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Хайдеггер М. Время и бытие. Статьи и выступления. М., 1993 С. 208.

[73] Характер «принадлежности» мышления указывает на присутствие «призрака истории». Ж. Деррида в отношении Маркса показал, что процедура марксистского описания ансамбля экономических формаций укоренена во введении инстанции «призрак», поскольку существенными характеристиками призрака является то, что он, оставаясь внешним, удерживает собственную прозрачность для разнородных образований.

Хайдеггеровская конструкция прежней истории запада в проекте «истории бытия» есть как у гегельянца Маркса, конструкт «предыстории» приходящего «мирового поворота». Равно поэтому философию Хайдеггера можно расценить как восстанов­ление нарушенного континуума. Сколь бы ни был критичен Хайдеггер по отношению к истории европейской мысли, сам он находится и хочет находиться внутри этой истории. Его основная интенция заключается в том, чтобы вскрыть нереализованные этой историей собственные возможности. Потому Sprung Хайдеггера за предел метафизики — это просто прыжок к ее Ursprung, который имманентно присутствует в самой традиции.

[74] Хайдеггер М. Время и бытие // Хайдеггер М. Время и бытие. Статьи и выступления. М., 1993. С. 398.

[75] Хайдеггер М. Введение в метафизику. СПб., 1998. С. 239.

[76] Хайдеггер М. Гегель и греки // Хайдеггер М. Время и бытие. Статьи и выступления. М., 1993. С.388.

[77] Хайдеггер М. Введение к: «Что такое метафизика?» // Там же. С.30.

[78] То, что преследует Хайдеггер – это выявление места исходно неразличимого уже в четко отработанном функционирующем различии. «Хайдеггер…видит гробницу, памятник некоей невозможной могилы – запретной, словно память о кенотафе, отвергнутое терпение траура, отвергнутое также медленное разложение, укрытое, помещенное, поселенное, госпитализированное в длящемся различии». (Деррида Ж. Золы угасшъй прах. СПб., 2002. С. 45).