Уже под весну князь не вытерпел, позвал своих ловчих, велел отправить белых ворон всем дружественным племенам. Но и у них все оказалось на удивление спокойно.

В первый раз жрецы напомнили князю о Великом Граддарге тринадцать лет назад. Просили помочь своим авторитетом в поиске хороших рудознатцев, искателей камней драггардных. Особенно стоял тогда вопрос о поиске солнечного камня янтаря.

Кажется, тогда они не очень поняли друг друга. Конечно, чем мог, помог князь жрецам. Но не удержался, упрекнул:

- Хвалитесь, что сто тысяч лет храните знания, а не смогли уберечь людей от потопа. И того сверхчеловека создать не смогли, который силой своей мысли Небесный Меч остановил бы.

Часть 6

СколддлокС – калики перехожие

«Девять песен узнал я…»

«Вот развязываю узел, вот клубочек распускаю, запою я песнь из лучших, из прекраснейших исполню…»

«…А от бога да от ВолсслоВ’а налетали ветры нави, приводили яри жгучие и стопили спхири хлагии. И катились воды вешние, уносили льдинки белыи, разрушали зиму ветхую… По земельке, да по черненькой, по земельке да по влажненькой шли калики перехожии, пошехонцы стар да малыи… А до стару от рождения перехожено изведано, что иному не приснитися и в помороке не мнитися. Но чем ближе горе старое, тем все ближе мтай-атм родное… Все расписано, размечено, по краммарку все изучено, все останется в извечии в знаки пернии излучено…»

И голос у старика был еще крепким, и пальцы гибкими, и память хорошая, и круглая сарманка на его животе давно уже мнилась частью его тела. Пальцы левой руки уверенно находили нужные клавиши аккордов, а правая без устали крутила руёк.

Когда-то давно дед был хорошим воином с именем Ствирамо. Но однажды в битве он получил тяжелое ранение, выжил, но ослеп на оба глаза, и жизнь, казалось, потеряла всякий смысл, да подвернулась под руку сарманка и, прибавив к имени суззудо, стал он бродячим музыкантом.

Стремясь вернуть зрение, Ствирамосуззудо обошел много МайаМ и МтайатМ, вымаливал здоровье у сильнейших богов на всех СколлокС’ах и КристтсирК’ах, многое узнал за это время и многому научился, и в конце концов посвятил себя жречеству, богу СколддлокС’у.

Скольды были профессиональными рассказчиками. Обладая хорошим слухом, они с большой точностью воспроизводили священные звуки и, переходя от селения к селению, сохраняли идентичность говоров. В селах скольдов уважали. Слушать их певы приходили и дети и взрослые. Особенно много народу собирали пошехонцы из далека и слепые, у которых был особенно острый слух. Послушать такого было в удовольствие, а быть у него поводырем считалось за счастье. И около Суззу всегда крутилась ребятня, так что даже в дальней дороге он редко бывал одинок. В последнее время с ним неразлучно был Эссен, потерявший родителей.

Весенняя слякоть не очень располагала к дороге, и сейчас они шли вдвоем. Их путь лежал к деду Милку, живущему на дальнем зазимке. Дед Милк обещал Суззу очень древний Священный Браслет, который нынешним летом должен был обязательно помочь вернуть зрение

По земле, после стоянья солнца, ходили они к Милку лыжью. Безмерно рад был им старый, не хотел отпускать.

На подходе к зазимку почуяли неладное. С трудом открыли пристывшую дверь. Немым вопросом встретила их нетопленая печь. Эссен взбежал по лесенке в горенку. На полу, у окна лежал, скрючившись, дед. Взял Эссен его руку в свои ладони – не смог согреть.

Подошел Сузз’, молвил:

- Ну вот, еще один человечишко в мир иной ушел, - ощупал пространство. – Соечка наша околела… К окну шел… Видно выпустить хотел… Не успел… А остальных не видать?

Живности у Милка было много: собака, ворон, кот. Старый филин уже много лет жил под крышей, а недалеко от дома, в рубленом ряже зимовал медведь. В бродах по ближним полесьям, летом, часто сопровождал их медведь, внимательно слушал певы Суззовы, мурчал чего-то, пытаясь повторить.

Вышли во двор.

- Как там Медведко-то? Не разбудил ли кто?

- Следов от ряжа не видать.

- Ладно, пусть пока спит. Рано еще… Три дня попостимся. Ночи с Милком проведем. Может, скажет чего на прощанье. А в поденье птах половим.

На столбец бога СраккарС’а сел ворон, крикнул:

- Илк, Илк, воры.

- Чего орешь. Нету Милка. Ушел. Тепла не дождался.

- Ты кто?

- Суззу я. А это Эссен. Запоминай теперь. Может, когда и заглянем еще.

- Жра дай. Зу, жра дай.

Дед вынул из котомки круглый колочь, подумал, оставил; достал лепешку, пехлеву печеную для бога ХлеббелХ’а, отломил, положил на пенек.

Ворон подлетел, осторожно клюнул лепешку, покосился на Суззу:

- Ди, ди. Чо стал, старый дурак.

- А вот ругаться нехорошо. Пожалуй, пехлеву я заберу обратно.

- Как! Оставь пехлеву, Зу хороший, Зу хороший.

- Дид, глянь, а кот-то живой! – кликнул Эссен. – От ряжа идет.

- Ишь, ты! Да как же он не околел-то сердешный! Никак у мишки под бочком тепло нашел. Вот ведь: неразумная скотина да лаской берет.

На ночь намазались барсучьим жиром. Надели на голое тело кухлянки. Ночь прокоротали рядом с Милком, в полудреме.

- Дид, а человек по смерти ничего не слышит?

- Того человека, что был, уже никогда не будет. Но есть душа. Она живет в предметах, которые его окружали, в костях, особенно в черепе. В горе ли, в радости сильной, услышит тебя, повеселится с тобой, или в беде поможет.

Перед Новым годом покинули зазимок. Не успели отойти подоле, встретили воинов. Могучий борин, с огромным топором за спиной, сидел в сидне, укрепленном между двумя мощными лосями. За ним ехали воины помельче, каждый на одном лосе.

- Стой! – могутным голосом проворчал Борин, то ли пошехонцам, то ли лосям своим; и уже точно к пошехонцам обратился. – От Милка идете? Как он там?

- От него, милай, от него. Проводили в последнюю дорожку.

- Вона как. А я в попутку к нему собрался заглянуть. Не передавал ли чего?

- Да чего ж покойный может передать?

- Не хитри, дед.

Зарычал медведь, услышав грозные нотки. Дед погладил его, успокоил, повернулся к воеводе:

- Да полно, Водн, не помышляю о хитрости.

- Узнал?

- Как Влада северной дороги не узнать! Еще и видывал мальцом, когда мои глаза умели этим миром наслаждаться. Под Плестом сапогой в последний раз махал я.

- Под Плестом? За отца? Так я еще должник твой?

- Нет. Я должник. Слепым узнал такое, что зрячий не узнает никогда. И ЗвиттивЗ не в обиде на меня, что с сапогой в руках не защищаю его знамен. Я славлю его песнью.

- Хороший дар. Идем со мной, старик. Догадываюсь я, что не случаен стреччертс сегодняшний.

«Календарь и звучание свирели настолько плотно примыкают друг к другу, что между ними нельзя просунуть даже волосок.»

Владения Влада Водна были огромны, охватывали два волока, пересекающиеся в двух местах кресенями. Около обеих кресений раскинулись, паутиной просек до горизонта, обсерватории – поля для наблюдений за небом.

Западное поле называлось КраммарК на наречии племени КлеттелК’ов, там проживающих, а восточное местное аборигены СколлокС’ом называли. Девять естественных и искусственных холмов СколлокС’а олицетворяли незыблемость ориенты. На центральном холме сплошными стенами стояли дубовые столбы реппера, блестя на солнце тысячами бронзовых гвоздей. Здесь, в подземных лабиринтах, хранились Священные Браслеты всех родов округи.