- Как ты думаешь, дойдет, нет?

- Не знаю. Смотря что у него с ногой. Куда он на трех-то. Отобьют волки.

- Да уж, волки, они вреднее медведя.

- Ага. Измором возьмут, страхом.

- Не дойдет.

Вокруг продолжала шуметь толпа раскаляя страсти. Один из охотников кричал:

- Заватажить их на мясо. Собаки помогут.

- Как у тебя язык поворачивается, на Священной-то тропе?!

- А чем она священная? В писании про то ничего не написано.

Крутившийся тут юродивый прокричал:

- Жрецы пишут дураку и умному, кто как прочитает тот так и почитает.

- А что, - кричал другой охотник. – Пост у нас закончился, может это сам СраммарС нам мясо посылает – разговеться. Все по божьим законам.

Юродивый услышал и эту реплику, хохоча и пританцовывая завизжал:

- Если я алмаз нашел – то закономерно, если я в говно ступил – это же случайно!

Собаки между тем, кажется решили управиться одни. Поначалу нерешительно, потом все смелее и смелее окружали они отставшее семейство. Вот среди них уже выделился вожак и начал закручивать свору в боевую карусель. Все более распалялись, собаки бежали по кругу прощупывая нервы мамонтов и выискивая брешь в обороне. Глава семейства понял их маневр, резанул из хобота песком и галькой, кинулся на свору, разрушил нападение. Собаки отступили, но стайный азарт уже завладел ими, и они все теснее сжимали кольцо.

Чук оглянулся вокруг. Кое-кто из охотников свистом отзывал своих собак, и самые дисциплинированные покидали стаю, другие охотники наоборот свистом подзадоривали, дразнили свору.

Чук положил руку на рукоять кнута, прошептал:

- Прости им Великий ДлюммюлД и помоги мне СраммарС Восславленный!

- Возьми и мой, протянул Венн свой кнут.

Чук взял, кивнул благодарно и пошел вперед.

- А ну вернись, чего надумал! – услышал сзади голос отца, но его уже никто и ничто не могло остановить.

Стихли споры и улюлюканья, и только голос юродивого причитал:

- Ох, мало меда, я неважный бортник; ай, мало мяса, я плохой охотник; коли кабаны в загоны не спойматись, мне наверно лучше падалью питатись!

А Чук уже бежал. Он видел, что собаки сбиваются в новую свору, и боялся не успеть. Он знал, что сейчас ему никто не поможет, потому что шел не за добычей. Он шел говорить о мире, а это должен делать только один человек. Конечно старый пастух Сокотооннокриус, лучше всех понимавший язык зверей, и миссию эту смог бы выполнить лучше, но Чук опередил его и теперь должен был справляться сам.

Щелчок и визг, стоявшей в отдалении безобидной шавки, разорвал тишину. К собакам, когда они в азарте, нельзя подходить неожиданно и Чук выбрал эту. Три полудиких псины бросились на него, но три щелчка опрокинули их. После такого удара редко какая собака отделывается простым ушибом, но законы людей были жестки: собака не узнавшая человека своего племени, подлежала выбраковке.

- Кочь, кочь! - кричал Чук и кнуты рвали воздух усмиряя псов.

Снова послышались торопливые свисты охотников и стая начала редеть.

Чук обернулся к мамонтам. Вблизи огненная гора, готовая в любой момент сорваться с места, чтобы топтать, терзать и рушить – вселяла ужас.

Мальчик опустился на колени и застыл. Он знал, что крупный зверь меньше боится и лучше идет на контакт, если только у него нет отрицательного опыта. К счастью этот мамонт кажется не помнил о человеке ничего плохого, а человеческий детеныш и не мог представлять для него угрозы. Правда его нервное равновесие было сегодня сильно поколеблено и неизвестно, чем э то может обернуться.

Бежали минуты казавшиеся Чуку часами. Звери начали успокаиваться, но что делать дальше никто не знал, И тогда от толпы отделился еще один человек и начал приближаться, что-то негромко наигрывая на свирели. Это был старый Сокото’. Мамонт насторожился, замер выжидая, потом поднял хобот и громко затрубил, вызывая противника на честный поединок. Но противник вместо ответного рева, тоже опустился на колени вынул из-за пазухи две лепешки пропитанные солью и протянул самцу.

Соль в этих местах была в редкость, и животным её постоянно не хватало. Уловив желанный запах зверь медленно пошел вперед, готовый овладеть ею если не добром то силой. Он двигался настороженно, шумно втягивая воздух. Подошел, фыркнул несколько раз, осторожно обнюхал лепешки и ловко отправил их в рот.

Целые сутки пастух и Чук просидели около мамонтов подкармливая их и приучая к запаху сонной травы. На следующий день они усыпили зверей, и местный лекарь сделал мамонтенку операцию. У того оказался застарелый ушиб коленного сустава с опухолью. Операция длилась две части с четвертью и закончилась успешно.

Люди пересилили еще одну слабость и были счастливы.

Чук и Сокото’ наклеивали травяной пластырь вываренный в смоле.

- А какими картинками в первый раз ты пытался говорить с ними? – спросил пастух.

- Я представил, что я мамонтенок и мы вот с ихним сынишкой играем.

- Ого! Это трудный образ. Зверю, видящему тебя наяву, трудно переключится на другое изображение. Во всяком случае, воображение у тебя хорошее, да и эмоциональное возбуждение помогло. А я представил, что у меня много соленых лепешек. Самое трудное в этом представить вкус соли, не перепутать с горьким, но я не раз этот прием использовал. А потом я показал, что мамонтенок выздоравливает и они уходят по тропе вслед за своими, а мы остаемся.

- Сокото’, а мамонта приручить трудно?

- Трудно. Зверь сильный, у таких детеныша не отобьешь. К тому же не угадаешь насколько он миролюбив.

- А говорят в земле ТыыТ их приручают?

- Приручают, да. Мы вот для этого изолируем небольшое стадо зверей в ущелье, низовые - на островах. Северные же люди придумали другой способ. У них несколько человек все время живут с диким стадом – будь то мамонты, быки, олени, собаки, волки. Выбирают самых послушных и там же в стаде обучают.

- Вот здорово! А почему мы так не делаем?

- Ну, это со стороны смотреть здорово, а на самом деле жить в стаде трудно. Тут среди людей-то – не каждому фарт. А мамонты нам вроде бы, и вовсе ни к чему.

- Как это ни к чему? На нем можно горы руды и угля навозить.

- А зачем нам горы руды?

- Всем железные ножи наделаем! А то и бронзовые!

- Эк хватил. Бронзовые. Это метал священный, парный, солнечно-лунный. Не гоже его в быту применять. А железо? Нет уж, тяжесть такую на себе таскать. Лучше деревянного ножа ничего нет. И режет не хуже железного, и затачивается легко, а потеряешь – не трудно и другой сделать.

- А Гастур же имеет: и нож, и меч, и наконечники для стрел. Даже сам деревья железным рубилом валит.

- Сила есть – ума не надо. Это ж надо придумать: самому деревья валить! А бобры на что в природе существуют? Нет, Чук, ему просто лень бобров обучать.

- Ну почему лень-то? Может быть ему просто нравиться самому деревья валить. Да и бобров у нас труднее держать, чем в понизовье.

- Да пусть валит на здоровье. Я ему не запрет. Но тебе советую в ладу жить с природой, в гармонии.

- Так я и хочу в гармонии. Мне бы вот только научиться со зверями получше разговаривать.