Из большого количества учителей, нарисованных писателями, весьма немногие были изображены благоустроенными во всех отношениях: в семейном, материальном, духовном. Трудно понять, женат или холост учитель Сергей Николаевич из «Васька Трубачева…», ему принадлежит домик на тихой улице города или он его арендует. Одинока вдова Антонина Петровна из «Раннего восхода» Кассиля. В ее жизни есть только преподавание в художественной школе, она поневоле трудоголик. Уходя от изображения «быта», писатели скрывали действительный статус учительства. Современники же знали, что после войны многие учителя бедствовали, репетиторствовали в номенклатурных семьях за обед. Учительницы порой не имели чулок, а в общественном мнении брак с педагогом считался непрестижным[115]. После марта 1953 года правда о положении учителя, насколько это было возможно в тех условиях, всплыла в художественном произведении. В «Повести о первой любви» выведен образ учителя физкультуры Яши Казачка – человека вульгарного, не уважающего своих выпускников. Художественное исследование Атаровым лабиринтов заблудшей учительской души ничего нового не дает – во всем виноват лично Казачок, даже в том, получается, что живет в нищете, ведет примитивный быт. Атаров не отвечает на вопрос, почему в такой обстановке у учителя должны развиваться идеалы «истины, добра и красоты», а не цинизм. Реализм, вкрапленный в произведение, опутан догмами сталинизма, субъективизмом.

«Настоящие» люди должны были в пожарном порядке спасать подростков, жизнь которых была изуродована всей совокупностью общественных отношений. Герой романа «Сирота» стал таковым после осуждения матери, которая, спасая ребенка от голодной смерти после войны, попала в тюрьму за «спекуляцию». В детском доме он столкнулся с доносчиками и ханжами – учительницей Дроздюк и вожатым Гаевским. Их практика – мелкие придирки к воспитанникам, подавление самостоятельности, шпиономания и страсть к «расследованиям» – порождена всем предшествующим развитием страны и образования. Педагогическим «сверхчеловекам» противостояла гуманный директор Людмила Сергеевна. В реальности, срез которой попытался изобразить Дубов после решений министерства и ССП весны 1952 года, осуществлять идеал гуманной педагогики в СССР было трудно. С одной стороны на директора давило гороно, заинтересованное только в высоком проценте успеваемости и отсутствии происшествий в детском доме, с другой муж. Его рассуждения не лишены логики и здравого смысла: «У тебя всегда безвыходное положение. Знаешь, как это называется? Работой на износ. Так вот станок какой-нибудь, рухлядь, которую уже нет смысла ремонтировать, пускают в работу, пока окончательно не развалится…А ты не машина, думать надо! Не хочешь о себе, так о детях подумай, обо мне, наконец…». Но власть внушала добропорядочным людям гуманистические ценности прежде всего для того, чтобы они поменьше думали о личном и побольше трудились. Контроль за работящими людьми осуществляли чиновники с набором других ценностей: доносчица Дроздюк стала инспектором гороно. Ее профессиограмма лучше соответствовала сущности режима власти.

В монографии показано, как власть внушала детям одно из самых светлых чувств – любовь к матери, а также рассмотрены образы отцов. Отцы – прокуроры, директора промышленных предприятий, председатели колхозов, инженеры, старшие офицеры, рабочие на железной дороге, рыбаки, оленеводы, бакенщики, крестьяне; матери – нормировщицы на стройке, звеньевые, а затем и председатели колхозов, сотрудники Международной организации помощи революционерам (МОПР), крестьянки, домохозяйки. В детской литература представлен значительный социальный срез общества середины ХХ века.

Раздел четыре: «Будущее в произведениях писателей». Советский Союз не остался в стороне от тенденций мирового развития: технократические фантазии среди писателей в 30-е годы были распространены в не меньшей степени, чем в США. Они приобрели специфическую форму коммунистической утопии[116]. В коммунистическо-технократических грезах выразились не реализованные в свое время потребности десятков миллионов людей в еде и предметах быта, в технологическом могуществе по отношению к природе и внешним врагам, в уважении личного достоинства со стороны властей. Чиновники использовали произведения жанра для воспитания определенных властью качеств. Развитие общечеловеческих качеств должно было идти в совокупности с формированием патриотизма и интернационализма, образа врага, готовности граждан к обороне страны, к трудовому и боевому подвигу. Можно выделить романы Г. Н. Гребнева «Арктания» (1938 год издания), Адамова «Тайна двух океанов» (1939 г., переиздан в 1955), «Изгнание владыки» (написан в 1940-1942 гг., опубликован в 1946 г., переиздан в 1958).

Эволюция фантастического романа отражает развитие идеологии 20-40-х годов. В «Арктании» еще прослеживается концепция мировой революции. Действие по замыслу автора происходит через несколько десятков лет после написания романа, ближе к 2000 году. На международной летающей полярной станции «Арктания» служит интернациональный экипаж: механик Хьюз, гидрограф Свенсон, начальник станции Ветлугин. Народы планеты победили всех эксплуататоров, которые в свое время предприняли «исступленную атаку» на советские города. Но «сокрушительная контратака красных армий и флотов», а также «революционные восстания в тылу у врага довершили эту последнюю схватку социализма с капитализмом». Отныне человечеством управлял Всемирный Верховный Совет, заместителем председателя которого был «Бронзовый Джо». В «Изгнании владыки» реализована иная концепция, окончательно оформившаяся вместе с роспуском Коммунистического интернационала в 1943 году. Достигший спустя несколько десятилетий после Отечественной войны невиданного расцвета и совершенства всех отраслей хозяйства СССР изображен во главе развития человечества, но все еще окруженным империалистическими государствами, циничными и подлыми врагами. Автор последовательно реализует темы советского патриотизма, ударного труда на благо страны и бдительности против ее врагов, внутренних и внешних. Если в романе Гребнева интернационализм – всемирное единство наций, реализованное в миниатюре на летающей станции, то для Адамова – единство народов СССР и поддерживающих его прогрессивных сил в капиталистических странах в вопросе реализации заданий правительства. Интернационализм занял подчиненное патриотизму место в иерархии советских ценностей. Всемирно-исторический взгляд на мир, пусть и в утопическом варианте, был подменен локальным.

Общим моментом произведений является изображение технического совершенства СССР в будущем, технических чудес, которые должны были развить фантазию у детей. Гребнев акцентировал внимание на комфорте помещений будущего, в частности, ванны, но при этом был вынужден пояснить содержание нового для многих людей термина. Адамов любил показывать пищу будущего, ее обилие и разнообразие, культуру потребления.

Изображенные литераторами общественные отношения не отличались качественной новизной. Особая сердечность и патернализм во взаимоотношениях литературных героев могли быть описаны в категориях теории «человеческих отношений», развиваемых западной индустриальной психологией. Адамов, в личном опыте которого была работа на стройках первой пятилетки, перенес в далекое предкоммунистическое будущее авралы, штурмовщину, типичные не только для первых этапов индустриализации, подмену естественных организационно-технических причин чрезвычайных происшествий действием внутренних и внешних врагов.