Следует, однако, проявлять осторожность, чтобы не отнести к разряду «грабителей» лиц, которые ведут вооруженную борьбу, преследуя реальные военную и поли­тическую цели не всегда легко провести различие между вооруженной борьбой и преступностью. Во время второй мировой войны Германия рассматривала участников Сопротивления как террористов, на которых не распространяется право вооруженных конфликтов.

Обстоит ли дело так же, если вооруженные силы государства А атакуют базу повстанцев на территории государства В. Имеет ли место международный вооружен­ный конфликт между А и В.

Если власти В не реагируют на эту акцию нет и конфликта между Аи В а конфликтные отношения между вооруженными силами А и повстанцами остаются в рамках немеждународного вооруженного конфликта Напротив, если В поддерживает повстанцев и протестует против военной акции Л на своей территории, имеет место противостояние между А и Б, и конфликт становится международным. И сразу же конфликтные отношения между А и повстанцами переходят в область норм, применяемых к международным вооруженным конфликтам.

Если В поддерживает повстанцев, но воздерживается от протестов против акции А на его территории, В похоже, допускает эту акцию, а следовательно, конфликта между А и В нет Зато становится сложнее ответить определенно на вопрос остается ли внутренним конфликт между А и повстанцами особенно если А недвусмысленно заявляет о своем желании положить конец территориальной под­держке, которую В оказывает повстанцам.

Не менее деликатна ситуация, в которой В протестует, но не оказывает никакой Поддержки повстанцам интернационализирует ли международный конфликт между А и В конфликт между А и повстанцами из-за перехода границы? Тут возможны любые сомнения, так как отсутствие вмешательства в пользу повстанцев со стороны В приводит к тому, что мы имеем дело с двумя по-настоящему отдельными конфликтами: конфликт (вооруженный или нет) между А и В и конфликт между и повстанца ми. Ввиду отсутствия какой бы то ни было связи между этими двумя конфликтам международный конфликт А - В не должен модифицировать внутренний характер борьбы между А и повстанцами.

Эти примеры показывают, что есть пограничные ситуации, когда столкновение вооруженных формирований, принадлежащих двум государствам, не обязательно представляется как международный вооруженный конфликт, которого касается статья 2, общая для всех четырех Женевских конвенций. Может быть, имело бы смысла ограничить сферу применения этого положения случаями изолированных столкновений минимального масштаба, когда одновременно присутствуют оба критерия:

1. Противоборствующие силы на самом деле действуют от имени своих стран происхождения. Если конфликтное отношение имеет место только между неконтролируемыми группировками двух различных государств, вне любого контекста вооруженного конфликта, общая статья 2 не применяется.

2. Нападая на группировки одного государства, вооруженные формирования другого государства в действительности нападают на само государство; таким образом, столкновение с формированиями первого государства является следствием animus belli второго против первого. Если это намерение одного государства вести борьбу против другого отсутствует, общая статья 2 не должна более применяться. Выявление «воинственных» намерений будет зависеть от конкретных обстоятельств. Наличие таких намерений должно предполагаться, когда одно государство вторгается на территорию другого, даже если первое утверждает, что у него нет никаких воинственных намерений в отношении второго. Напротив, в случае изолированных, точечных и вторичных инцидентов наличие среди побудительных при чин одной из сторон animus belli, оправдывающего применение общей статьи 2, еле дует определять в каждом отдельном случае, исходя из относящихся к нему конкретных фактов. Например, если вооруженные формирования одного государств; захватывают и удерживают вооруженные формирования другого государства в результате сугубо единичного инцидента (уголовное правонарушение, допущение» вторыми по случаю дозволенного перехода на территорию первого), трудно будет утверждать, что захваченные лица имеют право на статус военнопленных .

б) Вооруженный конфликт носит внутренний характер, но по его поводу признается состояние войны. Признание состояния войны — акт, посредством которого либо правительств», страны, на территории которой имеет место вооруженный конфликт, признает, что последний является войной, подпадающей под действие всей совокупности законе и обычаев войны, либо правительство третьего государства заключает, что данный вооруженный конфликт — война, в отношении которой оно намерено занять ней реальную позицию[25].

В обоих случаях основное последствие признания состояния войны заключается том, что инициатор этого акта приравнивает вооруженный конфликт, являющийся aprion внутренним, к международному вооруженному конфликту, что означает для него принятие на себя обязательства применять к этому конфликту все право войны без изъятий.

Хотя, на первый взгляд, и кажется, что признание состояния войны порождает права и обязанности для того, кто выдвинул это предложение (субъективистский тезис) часто возникал вопрос, не является ли оно на самом деле всего лишь декларацией прав и обязанностей (объективистский тезис).

Не вдаваясь в детали этого вопроса, по которому не существует никакой писаной регламентации, заметим только, что и доктрина, и практика не игнорируют оба тези­са. Так, еще в XVIII веке Ваттель придерживался тезиса объективистского характера, утверждая, что существования гражданской войны достаточно для того, чтобы применять к ней всю совокупность законов и обычаев войны Он писал: «Каждый раз, когда многочисленная партия считает себя вправе оказать сопротивление верховной власти и берется за оружие, война между ними должна вестись так же, как между двумя различными государствами[26].

Кальво и Фиоре придерживались аналогичных взглядов[27]. Верховный суд США высказался в том же духе по поводу гражданской войны в США — это суждение часто цитируется: «Гражданская война никогда торжественно не объявляется; она становится таковой в силу случайных факторов: численности, силы и организованности людей, которые ее начали и ведут. Когда мятежная сторона занимает и удерживает военными средствами часть территории, провозглашает свою независимость, отказавшись от своего долга верности, располагает организованными вооруженными силами и начинает военные действия против своей бывшей верховной власти, международное сообщество признает стороны в качестве воюющих, а конфликт — в качестве войны[28]».

Напротив, Ш. Зоргбибе, являющийся приверженцем субъективистского тезиса, видит в признании состояния войны чисто факультативный акт, который один способен повлечь за собой применение к конфликту всей совокупности законов и обычаев войны[29].

Субъективистский тезис лучше соответствует относительности международного права (зато находится в противоречии с принципом равенства интересов жертв). Отсюда следует, что признание состояния войны есть относительный акт: когда он исходит от законного правительства, он не связывает третьи страны, и наоборот[30]. Является ли состояние войны результатом действительного существования конфликта или его недвусмысленного признания, его главное последствие состоит в том, что оно обязывает не только правительство, но и мятежную сторону применять зоны войны[31].