Таким образом, несмотря на большой объем мате­риала, отведенного Основным законом 1972 г. вопросам, касающимся Консультативного совета, орган этот не располагает механизмом, который позволил бы ему оказывать решающее влияние на осуществление законо­дательной власти. Вся компетенция Совета, по сущест­ву, сводится к “выражению своего мнения”, так как в законе нет положения, обязывающего эмира последо­вать рекомендации Совета. Прислушаться к мнению Консультативного совета или пренебречь им, не давая никаких объяснений, — право эмира.

Анализ законодательных полномочий монархов в тех странах, где они обладают статусом единоличного гла­вы законодательной власти, будет неполным, если не остановиться, хотя бы кратко, на некоторых общих особенностях и месте в государственном механизме осу­ществления законодательной власти таких органов, как Национальный консультативный совет Абу-Даби, Фе­деральное национальное собрание ОАЭ и Консультативный совет Катара. Органы подобного характера следует рассматривать как типичные для арабских стран. Они воплощают в себе древнюю, унаследованную от племен­ного общества традицию “консультативной” формы правления, которая заключалась в том, что правитель принимал важные решения лишь после заслушивания мнений аристократии, других лиц из состава своего близ­кого и постоянного окружения. В современных услови­ях подобные органы, большей частью назначаемые, функционируют не только в Катаре, ОАЭ и Абу-Даби. Так, в начале 1978 г. Национальный консультативный совет был создан в Иордании.

Что же касается законосовещательных органов Абу-Даби, ОАЭ и Катара, то при их формировании правители используют метод назначения.

Важнейшей особенностью этих органов является от­сутствие обязательной юридической силы у их решений и рекомендаций. Этим объясняется и отсутствие здесь общепринятого в парламентарных странах института - права вето главы государства; в нем просто нет никако­го смысла, поскольку монарх всегда может игнориро­вать мнение законосовещательного учреждения. Такое же положение существует и в отношении закона о бюд­жете, утверждение которого в парламентарных государ­ствах представляет собой коренную прерогативу пред­ставительного органа. Общей чертой консультативных органов Абу-Даби, ОАЭ и Катара служит их неучастие в рассмотрении законодательных актов, принимаемых между сессиями, так же как и международных догово­ров: они лишь более или менее подробно ставятся в известность об этих актах.

Принципиальное значение имеет и тот факт, что эти органы практически лишены права законодательной ини­циативы и контроля над деятельностью правительства (за исключением Консультативного совета Катара, ко­торый обладает некоторыми элементами такого контро­ля). Важно также, что в рассматриваемых трех стра­нах не предусмотрена парламентская неприкосновен­ность членов законосовещательных учреждений.

С другой стороны, консультативные органы рассмат­риваемых стран обладают некоторыми чертами, которые придают им определенное, хотя и очень ограниченное, сходство с учреждениями парламентского типа. В пер­вую очередь сюда следует отнести принцип их участия в законодательной процедуре. В той или иной форме они непременно участвуют в обсуждении бюджета, всех за­конопроектов, а также международных договоров.

В целом законосовещательные органы Абу-Даби, ОАЭ и Катара занимают пока еще подчиненное положе­ние в отношении правительства и тем более монарха, практически нисколько не ограничивая законодательной власти последнего. В то же время имеются основания предположить, что Национальный консультативный совет Абу-Даби, Федеральное национальное собрание ОАЭ и Консультативный совет Катара в перспективе, при нормальном развитии процесса трансформации системы центральных органов государства, способны пос­лужить базой для создания учреждений парламентского типа. А это может привести к качественному изменению правового статуса монарха в области законодательной власти. Признаки такого развития, пока слабые, но несомненно отражающие закономерную тенденцию, имеются уже сейчас.

3.2 Монарх и парламент

Кувейт, Бахрейн, Иордания и Марокко - страны, в которых монарх не является единоличным главой законодательной власти. Конституции этих государств значительную часть законодательных полномочий передают выборному органу - парламенту. Поэтому при рассмотрении законодательных прав главы государства дополнительным объектом исследования должна стать юридическая и социальная природа самого парламента, иначе не может быть осуществлен комплексный подход изучению главного объекта - прерогатив монарха в области законодательства.

В настоящее время из всех этих стран парламент реально функционирует лишь в Марокко. Но даже и в те годы, когда в Кувейте, на Бахрейне и в Иордании действовали представительные учреждения, их роль как существенно ослаблялась тем обстоятельством, что политический режим здесь вообще не был буржуазно-демократическим.

В частности, в Иордании за несколько лет до роспуска парламента были запрещены политические партии, а в Кувейте и на Бахрейне они никогда и не были разрешены.

В то же время нельзя считать ликвидацию предста­тельных учреждений окончательной. Тот факт, что они действовали в течение определенного отрезка времени, не может пройти бесследно для последующих этапов конституционного развития арабских монархических стран. Поэтому анализ законодательных полномочий монархов не будет полным без учета относительно прогрес­сивных положений, ныне не действующих, но закреплен­ных в конституциях Кувейта, Бахрейна и Иордании.

Принцип участия монарха в осуществлении законо­дательной власти зафиксирован в общем виде в кон­ституциях всех арабских монархий, кроме Марокко. Конституции Кувейта (ст. 51) и Бахрейна (ст. 32) со­держат абсолютно одинаковые формулировки: “Зако­нодательная власть принадлежит эмиру и Националь­ному собранию в соответствии с конституцией”. В ст. 25 конституции Иордании записано: “Законодательная власть осуществляется Национальным собранием и ко­ролем”. Марокканская конституция аналогичного поло­жения не содержит; законодательная роль короля за­креплена в конкретных ее статьях, регулирующих меха­низм взаимодействия центральных органов государства в процессе законодательной деятельности.

В рассматриваемых государствах монарх пользует­ся прерогативами, связанными с осуществлением лич­ной нормотворческой деятельности. Эмиры Кувейта и Бахрейна обладают одинаковыми правами в этой об­ласти. Так, эмир Кувейта, с соблюдением положений действующего законодательства, утверждает правила применения законов. В ст. 72 конституции говорится, что “закон может предусмотреть менее формальный ме­ханизм, чем декрет, содержащий правила его примене­ния”. Однако декреты эмира не должны дополнять, пересматривать закон или делать исключения из его по­ложений. Кроме того, эмир издает декреты, “необходи­мые в области общественного порядка, здравоохране­ния, а также для организации общественных служб и администрации” (ст. 73). Эмир Бахрейна тоже издает декреты, связанные с организацией работы государст­венных учреждений и администрации (ст. 39).