2. Отсутствие тесных связей между рабочим классом и крестьянством.

3. Недостаточная идейная и техническая подготов­ленность пролетариата к восстанию.

Несмотря на поражение, астурийское восстание имело огромное положительное значение для дальней­шего хода испанской революции. Оно убедительно про­демонстрировало ненависть народа к фашизму во всех его формах. Недаром и после своей победы реакция не осмелилась сразу стать на путь установления фашист­ского строя.

Потопив в крови астурийское восстание, реакцио­неры не только не добились ликвидации или хотя бы значительного отдаления ужасавшей их перспективы достижения рабочим классом единства, но, наоборот, Приблизили ее. Испанский пролетариат проиграл битву, но приобрел новые силы и несокрушимую веру в свои возможности; на примере Астурии он еще раз убедился в необходимости единства.

Астурийские события нанесли еще один сокруши­тельный удар по сектантству, и необходимость бороться не только за единство пролетарских сил, но и за созда­ние широкого демократического антифашистского блока, способного преградить дорогу фашизму и реакции, стала еще более очевидной, чем раньше.

Решительное и мужественное поведение коммунисти­ческой партии во время и после астурийских событий привело к дальнейшему росту ее влияния в массах. Коммунисты не пытались уйти от ответственности за восстание, как это сделали, например, социалисты, воз­главляемые Ларго Кабальеро. Коммунисты поступили иначе: «Мы, коммунисты, —говорил Хосе Диас, — заяв­ляем во весь голос, что выступление в Астурии —слав­ное революционное дело, что оно является следствием всей нашей предшествующей борьбы . Мы гордимся ре­волюционными действиями масс, в особенности героиче­ской борьбой астурийских горняков . Если этого недо­статочно, если еще имеются сомнения, я от имени ком­мунистической партии заявляю рабочим, крестьянам, всем трудящимся — пусть нас услышит и реакционная банда, — что на нас падает ответственность за октябрь­ское движение, что коммунистическая партия берет на себя всю ответственность за революционные бои в Астурии».

Жестокая расправа с восставшими рабочими и ре­прессии, обрушившиеся на всех демократов после подав­ления астурийского восстания, продемонстрировали испанцам зверский облик фашизма. Астурийские собы­тия наряду с террором гитлеровцев в Германии уси­лили антифашистские тенденции среди испанского кре­стьянства и немонополистической буржуазии, способ­ствовали росту антифашистских настроений во всем мире.

«Несмотря на свои недостатки, — говорится в «Исто­рии Коммунистической партии Испании», —октябрьское восстание 1934 года было первым общенациональным Ответом демократических сил на попытки фашистской реакции установить свое господство в Испании. И хотя в этой первой серьезной битве против фа­шизма . пролетариат потерпел неудачу, реакция не смогла полностью осуществить свои намерения. Потерпевший поражение народ был сильнее победи­телей».

Испанские реакционеры и фашисты убедились в том, что они недооценивали силу народного сопротивления, что задача установления в Испании открыто фашист­ского строя по образцу гитлеровской Германии значи­тельно сложнее, чем им казалось. СЭДА не ожидала та­кого широкого размаха революционной борьбы, с каким ей пришлось столкнуться. Так, Хиль Роблес после по­давления октябрьского восстания заявил: «Нас обви­няют в том, что наше вступление в правительство вы­звало возбуждение рабочих масс, что оно толкнуло их на восстание; говорят, что во избежание гражданской войны лучше было бы отложить наше вступление в пра­вительство Леруса. Но те, кто обвиняет нас в этом, ни­чего не поняли ни в происшедших событиях, ни в создав­шемся положении. Если бы мы подождали еще не­сколько месяцев, то был бы создан единый фронт рабочих организаций, «рабочие союзы» укрепились бы повсюду, последовательно революционные партии завое­вали бы руководство в движении, революция вне вся­кого сомнения победила бы, и сейчас мы имели бы в Испании Советы».

Кровавые репрессии против народа и привлечение марокканских солдат для расправы с испанскими трудя­щимися вызвали возмущение в широких слоях населе­ния. Не говоря уже о рабочих и. крестьянах, мелкая и средняя буржуазия воочию увидела звериный облик фа­шизма и отшатнулась от него. С протестом против кро­вавых репрессий выступила большая группа выдаю­щихся представителей передовой интеллигенции — писа­тель Хосе Бергамин, видный историк и лингвист Америко Кастро, талантливейший поэт Испании Федерико Гарсиа Лорка и другие. Требования прекратить казни и освободить заключенных в тюрьмы рабочих встречали сочув­ственное отношение миллионов испанцев. Антинародная политика правительства способствовала росту популяр­ности лозунга коммунистов о создании Народного антифашистского фронта. Поэтому уже вскоре после октябрьских событий социалистическим и левобуржуазным лидерам пришлось пойти навстречу этим призывам коммунистов.

Народный фронт

Октябрьское восстание вызвало замешательство в ла­гере реакции. Хиль Роблес счел необходимым отложить установление открытой диктатуры фашистского типа до более благоприятных времен. Напротив, традициона­листы и «Испанское обновление» требовали немедлен­ного фашистского переворота. Партию «Испанское об­новление» возглавил в это время Хосе Кальво Сотело, ярый монархист и клерикал, один из ближайших со­трудников Примо де Ривера, бежавший за границу после его падения и вернувшийся в Мадрид в 1934 г., когда правительство Леруса объявило амнистию фаши­стам и реакционерам. «Его ненависть к республике, пре­зрение к демократии, враждебность социальным рефор­мам и подобострастие к высокопоставленным персонам вызывали антипатию демократов, — писал о Кальво Сотело Бауэре. — Это был настоящий фашист. Когда речь шла о борьбе против «слишком революционных идей», он не отступал перед крайней жестокостью. По­добно Гитлеру в Германии и Муссолини в Италии, Со­тело был гордостью плутократии. Он был самым опас­ным и вместе с тем самым способным из врагов демократического режима». Сотело считал необходи­мым, опираясь на армию, разгромить республиканские партии, восстановить монархию и все привилегии зе­мельной олигархии.

В это время в реакционном лагере появилась новая партия — «Испанская фаланга». Она была основана на немецкие деньги Хосе Антонио Примо де Ривера — сы­ном бывшего диктатора Испании. Излагая программу новой партии в первом номере своей газеты «Фашио», он откровенно писал: «Мы — фашисты, потому что наше движение имеет своим источником принципы Муссо­лини; мы нацисты, потому что национал-социалистская доктрина является нашей доктриной, нашим кредо». Ему удалось выпустить только один номер своей газеты: возмущенные открытой пропагандой разбойничьего фа­шизма, мадридские рабочие разгромили типографию, в которой печатался этот листок, и уничтожили большую часть тиража.

«Испанская фаланга» была прототипом гитлеров­ской партии — агрессивной, демагогической, жестокой. Так же как и гитлеровцы, она выступала под крикли­выми броскими лозунгами, рассчитанными на пробуж­дение дурных инстинктов. Фаланга состояла из сынков испанских аристократов, «золотой молодежи» (сеньоритос), склонной к разбою и разгулу, некоторого количе­ства фашистских офицеров и наемных вооруженных отрядов, вербовавшихся из деклассированных элемен­тов— уголовных преступников, сутенеров и бандитов. Это была когорта наемных убийц, устраивавшая по­громные демонстрации у зданий демократических орга­низаций, совершавшая террористические акты против деятелей рабочего движения и стремившаяся создать атмосферу нервозности и беспокойства в стране.