В своих “Письмах о тактике” (апрель 1917г.), говоря о завершении первого этапа революции, Ленин пишет:

“В чем же состоит этот этап?

В переходе государственной власти к буржуазии.

До февральско-мартовской революции 1917года государственная власть в России была в руках одного старого класса, именно: крепостнически-дворянски-помещичьего, возглавляемого Николаем Романовым.

После этой революции власть в руках другого, нового класса, именно: буржуазии.

Переход государственной власти из рук одного в руки другого класса есть первый, главный, основной признак революции как в строго научном, так и в практически-политическом значении этого понятия.

Постольку буржуазная или буржуазно-демократическая революция в России закончена.

Здесь мы слышим шум возражателей, охотно называющих себя “старыми большевиками”: разве не говорили мы всегда, что буржуазно-демократическую революцию заканчивает лишь “революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства”? разве не факт, наоборот, что она еще не началась? …

“Революцинно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства” уже осуществилась (в известной форме и до известной степени) в русской революции, ибо эта “формула” предвидит лишь соотношение классов, а не конкретное политическое учреждение, реализующее это соотношение, это сотрудничество. “Совет Раб. и Солд. Депутатов” – вот вам уже осуществленная жизнью “революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства”…

По-старому выходит: за господством буржуазии может и должно последовать господство пролетариата и крестьянства, их диктатура.

А в живой жизни уже вышло иначе: получилось чрезвычайно оригинальное, новое, невиданное переплетение того и другого. Существует рядом, вместе, в одно и то же время и господство буржуазии (правительство Львова и Гучкова), и революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства, добровольно отдающая власть буржуазии, добровольно превращающаяся в придаток ее”.

Несколько дальше он спрашивает: “Как можно “толкнуть” мелкую буржуазию к власти, если эта мелкая буржуазия теперь уже может, но не хочет взять ее?”

Это не значит, что возможность рабоче-крестьянской диктатуры отметается безоговорочно. И Ленин отвечает на свой вопрос:

“Только отделением пролетарской коммунистической партии, пролетарской классовой борьбой, свободной от робости этих мелких буржуа. Только сплочение пролетариев, на деле, а не на словах свободных от влияния мелкой буржуазии, способно сделать такой “горячей” почву под ногами мелкой буржуазии, что ей при известных условиях придется взять власть; не исключено даже, что Гучков и Милюков будут – опять-таки при известных обстоятельствах – за всевластие, за единовластие Чхеидзе, Церетели, с.-р., Стеклова, ибо это все же “оборонцы”!

Кто отделяет сейчас же, немедленно и бесповоротно, пролетарские элементы Советов (т.е. пролетарскую, коммунистическую, партию) от мелкобуржуазных, тот правильно выражает интересы движения на оба возможные случая: и на случай, что Россия переживет еще особую, самостоятельную, не подчиненную буржуазии “диктатуру пролетариата и крестьянства”, и на случай, что мелкая буржуазия не сумеет оторваться от буржуазии и будет вечно (т.-е. до социализма) колебаться между нею и нами.

Кто руководится в своей деятельности только простой формулой “буржуазно-демократическая революция не закончена”, тот тем самым берет на себя нечто вроде гарантий за то, что мелкая буржуазия наверное способна на независимость от буржуазии. Тот тем самым сдается в данный момент беспомощно на милость мелкой буржуазии”.

Следующие месяцы продемонстрировали нам различные варианты из тех, что предполагались Лениным. В том числе и диктатура “социалиста” Керенского, на которую пошла русская буржуазия, пытаясь спастись от надвигающейся рабочей революции. Зато после октябрьского восстания, в ноябре 1917 – марте 1918г. мы имеем “еще особую, самостоятельную, не подчиненную буржуазии “диктатуру пролетариата и крестьянства””. Но именно после. И в результате! Т.е. только курс на диктатуру пролетариата толкал мелкую буржуазию либо к власти во главе буржуазного правительства (представители ее правого (Керенский) или центристского (Чернов) крыла) либо к участию в правительстве, созданном в результате победы диктатуры пролетариата (речь идет об участии левого крыла мелкой буржуазии в лице левых эсеров в коалиционном правительстве с большевиками).

Только в этом смысле и употреблял еще Ленин “рабоче-крестьянскую” риторику. И реакция на смену его позиции, на переориентацию была, и не только со стороны других партий, но и со стороны многих соратников Ленина, такой же как у Каландарова по отношению ко мне или Троцкому: Ленин хочет немедленно ввести социализм. Отвечая на подобные обвинения Каменева, последний отвечает: “Я не только не “рассчитываю” на “немедленное перерождение” нашей революцию в “социалистическую, а прямо предостерегаю против этого…” А речь ведь идет о разъяснении тех самых “Апрельских тезисов”, которые трактуются сталинской историографией, как курс на социалистическую революцию. Национальную, само собой.

Явно недовольный такой переменой левый меньшевик Суханов так охарактеризовал принятие апрельской конференцией большевиков ленинских тезисов: “Их приняли почти без поправок. То, что Плеханов назвал бредом, то, что для самих старых большевиков месяц назад было дико и смешно, стало ныне официальной платформой партии, не по дням, а по часам овладевающей российским пролетариатом”. Разумеется, для Суханова это был чистый анархизм и полный отказ от марксизма. Почему этот анархизм “не по дням, а по часам овладевал российским пролетариатом”, а затем даже привел его к власти не понятно. Но бог с ним с Сухановым. Во всяком случае, он очень верно передал эмоциональное восприятие ленинских тезисов меньшевиками и старыми сторонниками “революционной диктатуры пролетариата и крестьянства” в рядах большевиков. Позже сталинская историография разовьет меньшевистский миф о стремлении Ленина немедленно “ввести” социализм до не менее мифической установки на национальную социалистическую революцию. Этим мифом и живут Каландаровы.

Многие просто восприняли произошедшее изменение как переход большевиков на позиции Троцкого, про которого, по свидетельству того же Суханова, вскоре после приезда в революционный Петроград “уже ходили неопределенные слухи, что будто бы он “хуже Ленина”. Так в определенной мере считал и сам Троцкий, заявляя, что “большевики разбольшевичились”. На самом деле два выдающихся революционера, понимающие действительную классовую динамику революции, при всех расхождениях на этапе подготовки, когда не совсем ясно, какого рода сценарий реализует революция, не могли не прийти к одним выводам в тот момент, когда этот сценарий начал реализовываться на практике.

Сценарий в чистом виде реализовался ни по Ленину, ни по Троцкому. Но в целом, насколько актуален был вариант рабоче-крестьянской революции в Испании после свержения монархии? Если провести аналогии по ленинским цитатам, то переход власти к новому классу, к буржуазии, причем без всяких союзов с монархически-помещичьими кругами, произошел, т.е. реализовался “основной признак революции как в строго научном, так и в практически-политическом значении этого понятия” в апреле 1931г. И этот новый класс, по всеобщему признанию (в 1931-1934гг.), не был способен довести до конца даже собственную революцию, т.е. не мог провести и защитить требуемые буржуазно-демократические преобразования. Мог пролетариат - с этим тоже все соглашались, хотя были различия по поводу оценки пределов этих преобразований. Можно ли (не говоря уж о нужности) втиснуть еще и промежуточную рабоче-крестьянскую революцию? Даже в России, где аграрная проблема занимала господствующее положение, “промежуточной” рабоче-крестьянской революции и диктатуры не получилось. Она реализовалась на краткое время лишь после победы рабочей революции, ведущей за собой, разумеется, и крестьян. Наконец, в Испании, в отличие от России, не было соответствующей крестьянской партии, крестьянские организации подчинялись либо рабочим (марксистским или анархистским) организациям, либо буржуазным, например каталонской Эскерре, которые уже показали, что они не способны решить исторические проблемы страны.