Эгинин и Домон преследовали собственные цели, и если Мэт Коутон и держал весь замысел в секрете, это их не касалось. Он сомневался, что этот человек действительно доверяет ему, в нынешних-то обстоятельствах, но в момент их встречи ни у кого из них не было выбора.

«Меня мучает предчувствие», - пробормотал Домон, царапая щетину, растущую над левым ухом, - «Что бы ты ни собирался сделать, ты можешь остаться без головы. Я думаю, что в действительности она жестче, чем ты предполагаешь».

«Эгинин?» - спросил Мэт недоверчиво. Он быстро осмотрелся вокруг, чтобы узнать, не услышал ли кто-нибудь в переулке разговора. Несколько человек глянули на них с Домоном, когда прошмыгнули мимо, но никто не посмотрел на них дважды. Люка не был единственным, кому не терпелось убраться из города, где поток желающих поглазеть на представление иссяк, и ночные молнии, поджигающие гавань, были еще свежи в памяти. Они, возможно, все сбежали бы той первой ночью, оставив Мэта без укрытия, если бы Люка не отговорил их от этого. Обещанное золото делало Люка очень убедительным.

«Я знаю, что она жестче, чем старые ботинки, Домон. Но старые ботинки не дают мне указаний. Это - не треклятое судно, и я не позволю ей командовать здесь и разрушить все».

Домон скорчил такую гримасу, словно Мэт был безмозглым дураком.

«Девчонка, парень. Ты полагаешь, что можешь быть настолько спокоен, если тебе удалось ее похитить той ночью? Какую бы игру ты не затеял с тем диким разговором о том, что она твоя жена, ты должен быть крайне осторожен, или она сбреет твою голову с плеч».

«Я всего лишь свалял дурака», - пробормотал Мэт. – «Сколько раз я должен это повторять? Я был слишком расстроен в тот момент». - О, он действительно был. Узнать, кем была Туон, во время драки с нею - это расстроило бы и треклятого троллока.

Домон недоверчиво хмыкнул. Хорошо, что это была едва ли не лучшая история из всех, какие Мэту когда-либо доводилось придумывать. Но только не для Домона. Каждый, кто слышал его бормотание, казалось, верил ему, хотя Мэт думал, что они были вынуждены ему доверять, так или иначе. Эгинин могла бы заработать мозоль на языке, если бы начинала говорить всякий раз, когда думала о Туон, но она непременно высказала бы ему много чего, если бы решила, что он говорил всерьез. Вероятно, вогнала в него свой нож.

Поглядывая в ту сторону, куда удалилась Эгинин, иллианец покачал головой, - «Попробуй держать язык за зубами с этого момента. Эг . Лейлвин . едва не впадает в истерику всякий раз, как только подумает о том, что же ты в действительности сказал. Я слышал, что она бормочет сквозь зубы, и ты можешь держать пари, девчонка воспринимает это не легче. Тем, что ты «валяешь дурака» с нею, можно добиться того, что нас всех укоротят». - Он выразительно чиркнул пальцем поперек горла и витиевато поклонился, прежде чем начал проталкиваться сквозь толпу вслед за Эгинин.

Наблюдая за его уходом, Мэт покачал головой. Туон жесткая? Верно, она была Дочерью этих Девяти Лун и была способна спустить с него кожу одним своим взглядом тогда, в Таразинском Дворце, когда он думал, что Туон была просто еще одной высокородной шончанкой, повсюду сующей свой нос. Но все это казалось только потому, что она внезапно появлялась там, где он совсем не ожидал. Не больше. Жесткая? Она напоминала куклу из черного фарфора. Насколько жесткой или твердой она могла быть?

«Это было все, что ты мог сделать, чтобы не позволить ей разбить тебе нос, а может, и что-то еще», - напомнил он себе.

Он должен быть осторожен, чтобы не повторить то, что Домон назвал "диким разговором", но правда заключалась в том, что он собирался-таки жениться на Туон. Эта мысль заставила его вздохнуть. Он знал это твердо, как пророчество, которым оно и было, как ни крути. Он не представлял себе, как такой брак мог бы осуществиться. Все казалось невозможным на первый взгляд, и он не заплакал бы, окажись, что это действительно неосуществимо. Но он знал, что это произойдет. И почему он всегда оказывался тем несчастным, на кого внезапно падали эти треклятые, совершенно ненужные ему женщины, которые так и норовили воткнуть в него нож, а то и вовсе лишить его головы? Это было несправедливо.

Он намеревался пойти прямо к фургону, где разместились Туон и Селусия. В качестве надсмотрщика выступала Сеталль Анан – хозяйка гостиницы могла заставить и камень показаться мягким. Избалованная высокородная леди и ее горничная не смогли бы причинить никаких неприятностей, особенно «красноруким», сторожащим их снаружи. По крайней мере, пока их не было, иначе он бы услышал. Оторвавшись от грустных мыслей, Мэт обнаружил себя блуждающим по петляющим улицам, пересекающим лагерь.

Суматоха заполнила их все – и широкие, и узкие. Мчались мужчины, ведущие на поводу лошадей, скакавших и шарахавшихся в стороны после слишком долгого простоя. Остальные снимали палатки и заполняли грузовые фургоны, или волокли за собой обернутые тканью тюки и сундуки, бочки и канистры всех размеров из похожих на дома фургонов, простоявших здесь в течение многих месяцев, частично разгруженных, так что все это надо было снова упаковать для путешествия, пока запрягали лошадей. Шум не прерывался ни на секунду. Ржали лошади, женщины звали детей, дети кричали из-за потерянных игрушек или вопили из чистого удовольствия ради большего шума; мужчины орали, выясняя, кто знает, кто взял сбрую, или кто позаимствовал какой-то инструмент. Труппа акробатов, стройные, но мускулистые женщины, которые работали на веревках, свисавших с высоких столбов, окружила одного из укротителей лошадей, каждая из них махала руками и кричала во всю силу своих легких и никто никого не слушал. Мэт приостановился на мгновение, пытаясь выяснить, что же они обсуждают, но в конечном счете решил, что они и сами этого не ведают. Два борющихся мужчины без курток катались по земле. Замеченная им неподалеку гибкая остроглазая швея по имени Джамейн могла быть вероятной причиной схватки, но появился Петра и раскидал их в стороны прежде, чем Мэт смог даже сделать ставку.

Он не боялся снова увидеть Туон. Конечно, нет. Но он должен был держаться подальше, после того, как засунул ее в этот фургон, чтобы дать ей время успокоиться и придти в себя. Только и всего. Только . Само Спокойствие, как Домон когда-то назвал ее, и назвал правильно. Похищенная посреди ночи, схваченная в шторм людьми, которые могли перерезать ей горло при одном взгляде на нее, Туон была самой хладнокровной из них. Свет! Она, возможно, сама как будто все так и планировала, такой спокойной она была! Именно это заставило его тогда почувствовать, как кончик ножа щекочет между лопатками, и нож вернулся, едва только он снова подумал о ней. И еще эти кости, грохочущие в его черепе.

Маловероятно, что женщина предложит обменяться клятвами здесь и сейчас, подумал он, хихикнув, но смешок прозвучал натянуто даже для него. И все же, не существовало под солнцем никакой разумной причины ее бояться. Он был просто предельно осторожен, а не напуган.

Площадь, занимаемая труппой, могла сравниться с деревней приличных размеров, но все же она была не настолько большой, чтобы по ней можно было бродить бесконечно. Достаточно скоро, даже слишком скоро он обнаружил, что уставился на фургон без окон, окрашенный в блеклый фиолетовый цвет, окруженный крытыми холстом грузовыми фургонами, рядом с южной временной привязью для лошадей. Телеги с навозом не выезжали этим утром, и душок был сильным. Ветер нес тяжелый запах от ближайших клеток с животными, резкий запах больших кошек и медведей, и Свет знает чего еще. По другую сторону от складских фургонов и частокола часть парусиновой стены упала, а другая начала шататься, как только мужчины ослабили оттяжки, удерживающие столбы. Солнце, теперь полускрытое темными тучами, было уже на полпути к зениту или даже чуть выше, но было все еще слишком рано.