Распад немецкого триумвирата Остерман — Бирон — Миних, уподобление дорвавшихся к власти немцев паукам в банке, изничтожавшим друг друга, лишь создавали видимость укрепления позиций Остермана. Эту видимость принял за действительность маркиз Шетарди, когда извещал французский двор 2 марта 1741 года: «Остерман никогда не был так велик и могущественен, как теперь. Можно, нисколько не преувеличивая, сказать, что он теперь настоящий государь всей России». Две недели спустя Шетарди повторил свою оценку влияния Остермана: «Граф Остерман ныне более властелин и всемогущ, чем когда-либо». Дипломат при этом не учел важнейшего обстоятельства: власти у Остермана действительно прибавилось, но в правительстве, парализованном распрями как между немцами, так и в семье правительницы. Ближе к истине Шетарди был в более поздней депеше: «Кризис жесток для графа Остермана, и он должен был занят хлопотами, не требующими отлагательства. Поняли, что, завладев принцем Брауншвейгским и управляя им по своей воли, он хотел присвоить себе власть, чтобы самовольно править всем под его именем. Потом дали это почувствовать правительнице, чтобы возбудить в ней недоверие к графу Остерману. Итак, все здесь в разладе в настоящую минуту».

Не способствовала укреплению позиций Остермана и его болезнь. Будучи уже несколько лет прикованным к постели, мнимой или подлинной, он фактически утратил контакт с внешним миром и оказался в изоляции вместе с Брауншвейгской фамилией. Тогда как Бирон за долгие годы пребывания в фаворитах сумел расставить своих родственников и клевретов на некоторые ключевые должности, а фельдмаршал Миних среди части военачальников успел приобрести репутацию удачливого полководца, Остерман не располагал родственниками и клевретами, занимавшими высокие посты.

Следственная комиссия в составе генералов Ушакова и Левашова, тайного советника Нарышкина, генерал-прокурора Трубецкого и князя Михаила Голицына всего лишь формально выполняла свои обязанности, так как преступления главного обвиняемого графа Андрея Ивановича Остермана были определены Манифестом 28 ноября 1741 года, обнародованным до создания следственной комиссии. Вина Остермана состояла в том, что он дважды препятствовал вступлению на престол Елизаветы Петровны: первый раз в 1730 году, когда «недоброжелательными и коварными происками Андрея Остермана духовная Екатерины», согласно которой наследницей трона после смерти Петра II должна стать Елизавета Петровна, «была скрыта». Второй раз Остерман преградил путь к трону цесаревне в 1740 году, когда он сочинил Устав о наследовании престола, игнорировавший права на трон потомков Петра Великого и оставлявший эти права за потомками Иоанна Алексеевича.

На этот раз Остерману не удалось выйти сухим из воды. Любопытная деталь в его поведении на следствии: он не отрицал, подобно другим обвиняемым, своей вины. Похоже, он лишь единожды солгал, когда заявил, что он в 1730 году предлагал Елизавету Петровну в наследницы престола, но она была отклонена членами Верховного тайного совета — следы подобного предложения в документах отсутствуют. Зато он счел бесполезным отрекаться от обвинения в определении участи Волынского: так, ему были предъявлены «подлинные дела и черные экстракты», поданные Анне Иоанновне с рекомендациями «каким бы образом сначала с Волынским поступать». Остерману ничего не оставалось, как признать вину: «Виноват и согрешил». Признал он также, что «в угождение» Анне Иоанновне сочинял проекты об отлучении от престола Елизаветы Петровны и герцога Голш-тинского.

18 января 1742 года Остермана повезли из Петропавловской крепости к эшафоту на Васильевском. По свидетельству Финча, «Остерман выслушал приговор спокойно и с непокрытой головой. После его прочтения палач положил голову преступника на одну из плах, расстегнул камзол и старую ночную рубашку . но вместо отсечения головы был зачитан указ императрицы о замене смертной казни ссылкой. Солдаты вновь уложили графа на носилки. Он проявил удивительное спокойствие, произнеся единственную фразу: «Пожалуйста, отдайте мне мой парик и шапку». Получив то и другое, он с невозмутимым видом застегнул камзол и рубашку».

Отправленный в г. Березов Остерман умер через пять лет.

Заключение

Обзор законодательной деятельности Кабинета, где царил Остерман, на первый взгляд, оставляет чувство недоумения, поскольку интенсивность появления действительно значимых актов в 1732 — 1740 гг. в целом была ниже, чем даже в предшествующие два года. Дело в том, что основы политики были заложены ранее и теперь, по мнению правительства, следовало продолжать и развивать начатое, не производя радикальных изменений, но дожидаясь результатов уже сделанного. Это, однако, не означает, что правительство вовсе отказалось от нововведений. Следует также принять во внимание, что в последующие годы львиная доля внимания кабинет-министров была уделена решению военных вопросов.

Сформулированная в самом начале царствования под несомненным влиянием дворянских требований 1730 г., она в первую очередь продемонстрировала непосредственную преемственность с внутриполитическим курсом, намеченным «верховниками» в 1727 г., направленным на завершение внутриполитической программы Петра I. Преемственность неудивительна, так как программа вырабатывалась Остерманом, оставшимся у власти и в царствование Анны Иоанновны.

Осуществлена была эта программа лишь частично, причем не реализована была именно в основной своей части. Главная причина этого — как низкая эффективность и неудачныэ методы работы тех правительственных органов, которым была поручена реализация отдельных аспектов программы, так (и в еще большей степени) финансовая напряженность, сохраняющаяся в стране. Выход был найден только к середине 1740-х гг.

Со смертью в октябре 1740 г. императрицы Анны Ивановны в истории России наступил короткий, длиною всего в год, период безвременья, начавшийся регентством Бирона и продолженный правлением Анны Леопольдовны. Интенсивность законотворческой деятельности не снижалась. В "Полном собрании законов" за период с ноября 1740 по ноябрь 1741 г. зафиксировано 185 законодательных актов, но с учетом уничтожения впоследствии документов "с известным титулом" можно предположить, что в действительности их было по крайней мере вдвое больше.

В целом нетрудно увидеть, что никаких радикальных изменений во внутренней политике не произошло, основные ее направления остались прежними, хотя, как обычно бывает в подобных случаях, новые правители страны поспешили, с одной стороны, завоевать расположение подданных, а с другой — продемонстрировать готовность оперативно решить некоторые из вопросов, не решенных в предыдущее десятилетие. Вместе с тем само выражение новые правители страны" не совсем точно, поскольку в сущности их состав изменился мало. Главную роль по-прежнему играл Остерман, лишь ненадолго, видимо, уступивший первенство Миниху. Разница с предшествующим периодом была, однако, в том, что правительница Анна Леопольдована и ее муж были еще менее способны управлять страной, чем их предшественница, но при этом, видимо, были достаточно амбициозны и не желали передоверить управление своим министрам. В ноябре 1741 г. очередной переворот возвел на трон императрицу Елизавету Петровну.