Содержание

Введение

Глава 1. А. И. Остерман: путь к власти

Глава 2. Влияние личности А. И. Остермана на внутреннее российское законодательство 1730-1740-х гг.

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Уже весной 1730 г., вскоре после воцарения Анны Иоанновны, появляются слухи о работе Кабинета, который вершил государственные дела. По сути его возглавил А. И. Остерман. Новый орган должен был взять на себя многие функции бывшего Верховного Тайного совета, но при этом не иметь никаких поползновений подменить собой монарха. Сфера основной компетенции Кабинета ограничивалась преимущественно внутренними делами.

В итоге в ноябре 1731 г. Кабинет был создан. В него вошел престарелый канцлер Г.И.Головкин, князь А.М.Черкасский.

«Душой» же Кабинета и министром иностранных дел стал Остерман. Над его «дипломатическими» болезнями смеялись, его не любили — но обойтись без высококвалифицированного администратора, умевшего грамотно проанализировать и изложить суть проблемы и предложить пути ее решения, не могли. Для «противовеса» Остерману после смерти Головкина в состав Кабинета последовательно вводились его оппоненты из числа русской знати: сначала возвращенный из почетной ссылки Ягужинский (1735 г.), затем деятельный и честолюбивый А.П.Волынский (1738 г.) и, наконец, будущий канцлер А.П.Бестужев-Рюмин (1740 г.)[1].

Такая комбинация обеспечивала работоспособность и устойчивость нового органа, хотя «запланированные» конфликты между его членами порой вызывали проблемы. Так, в 1739 г. разногласия Волынского и Остермана буквально по всем обсуждавшимся вопросам привели к тому, что осторожный вице-канцлер даже в присутствие не являлся и объяснялся с коллегами письменно. К тому же права Кабинета никак не были оговорены до 1735 г., когда он получил право издавать указы за подписями всех трех кабинет-министров, заменявшими императорскую.

Андрей Иванович Остерман в первые месяцы правления Анны Иоанновны выполнял обязанности, близкие к тем, которые нес кабинет-секретарь А. В. Макаров при Петре I, с одним отличием — царь имел собственное мнение на происходившее, в то время как императрица смотрела на события глазами Остермана и безоговорочно внимала его советам. Остерман в полной мере использовал свои необыкновенные способности влезать в доверие, исподволь, вкрадчиво навязывать мысли, умение держаться в тени, на вторых ролях, укрываться за спиной сильных и влиятельных личностей. Императрице он был необходим и просто незаменим; при этом на первых порах выполнял обязанности тайного кабинет-секретаря, о чем поведала комиссия, учрежденная в 1741 году Елизаветой Петровной, поручившей ей «иметь рассуждение как о Сенате, так и о Кабинете и какому впредь правительству быть»[2]. Комиссия установила, что после восшествия на престол Анны Иоанновны «почти целый год тайно содержался в руках Остермана Кабинет и указы именные и резолюции многие писаны были рукою при нем, Остермане, обретающегося секретаря Сергея Семенова».

Глава 1. А. И. Остерман: путь к власти

Генрих Иоганн Фридрих Остерман родился в 1686 г. в Вестфалии, в семье пастора. Отец для подготовки к пасторской деятельности отправил Генриха в Йену — учиться в университете. Учебное заведение ему закончить не удалось — на дуэли он смертельно ранил своего товарища и должен был скрываться от преследования властей за пределами Германии. В Амстердаме он встретился с вице-адмиралом на русской службе Корнелием Крюйсом, находившимся там для найма специалистов. Остерман предложил Крюйсу свои услуги, и тот, убедившись в знании юношей нескольких иностранных языков, взял его в камердинеры.

В 1707 г. Остерман обратил на себя внимание Петра. Знакомство решило дальнейшую судьбу Андрея Ивановича — имя его и отчество переделали на русский манер. Его определили в Посольскую канцелярию, где он благодаря исключительному трудолюбию быстро преодолел все ступени чиновничьей карьеры: от переводчика до советника[3].

Первые серьезные дипломатические поручения Андрей Иванович получил в 1718 г., когда Петр назначил его вторым членом делегации, отправлявшейся на Аландский конгресс для мирных переговоров со шведами. На конгрессе Остерман обнаружил как незаурядные дипломатические способности, так и свойства своей натуры, не вызывающие симпатии: он сумел втереться в доверие к руководителю шведской делегации барону Герцу, установил с ним приватные отношения. И если бы не гибель шведского короля Карла XII, переговоры на Аландском конгрессе завершились бы подписанием мирного договора. Лавры дипломатической победы Остерман приписал бы себе — он оттер на задний план руководителя русской делегации Якова Вилимовича Брюса, ученого и крупнейшего специалиста в области артиллерийского дела, далекого от интриг, но совершеннейшего новичка в дипломатии[4].

Аландский конгресс, как известно, не принес мира, зато три года спустя делегации в том же составе удалось заключить выгодный для России Ништадтский мир. В Ништадте, как и на Аландских островах, Остерман сумел выставить себя главным лицом, которому Россия обязана была успешным завершением переговоров. Именно на него посыпались царские милости: он сумел выхлопотать для себя баронское звание, получить вознаграждение в семь тысяч рублей, а также пожалование 500 душ крестьян. В 1723 г. он стал вице-президентом Коллегии иностранных дел.

Звездный час Андрея Ивановича наступил не при жизни Петра, а после его смерти, когда он стал заниматься не только внешней, но и внутренней политикой. При Екатерине I он занял пост начальника почтовой службы в России, а также руководителя Комиссии о коммерции, искавшей пути и средства поощрения внутренней и внешней торговли России, а также улучшения положения купечества. Но главное возвышение Остермана связано с назначением его членом Верховного тайного совета и получением высшего в государстве чина действительного тайного советника[5].

Создание Верховного тайного совета, с одной стороны, является неопровержимым свидетельством неспособности возведенной на трон бывшей прачки управлять государством, а с другой — средством установления компромисса между соперничавшими группировками вельмож. Современники отмечали склонность русских вельмож к интригам, противостояниям, соперничеству друг с другом за меру влияния на государя. Так, английский посол Джон Гиндфорд писал (правда, двумя десятилетиями позже), что «нигде в мире не развиты так партии и интриги, как в России»1. «Партии» существовали и при Петре Великом, но были загнаны, если так можно выразиться, в подполье. Стоило, однако, отправиться царю в Персидский поход, как в его отсутствие в 1722 г. в Сенате разразился скандал, едва не закончившийся лишением жизни одного из его зачинателей — Петра Павловича Шафирова.

Скандал в Сенате выявил существование двух «партий»: аристократической, представленной Долгорукими и Голицыными, и противостоявшей им новой знати в лице Меншикова, Головкина, Апраксина и других. Шафиров, хотя и был зачинателем ссоры, но являлся всего лишь разменной монетой: за его спиной стояли родовитые фамилии, а противниками выступали лица, выдвинувшиеся при Петре. Остерман в этом соперничестве, с точки зрения морали, вел себя не лучшим образом: своей карьерой на дипломатической службе он обязан был Шафирову, постоянно ему покровительствовавшему. Взвесив соотношение сил и решив, что в этом противостоянии победят Меншиков и его сторонники, Андрей Иванович тут же изменил своему благодетелю и переметнулся в их лагерь[6].