Природа – великий первый организатор; и сам человек – лишь одно из ее организованных произведений. Простейшая из живых клеток по сложности и совершенству организации далеко превосходит все, что удается организовать человеку. Но при этом неживое, «неорганическое» не значит неорганизованное.

Наука теперь разрушает непереходимые границы между живой и мертвой природой, заполняет пропасть между ними. Например, мир кристаллов обнаружил типические свойства организованных тел, которые раньше считались исключительно характеризующими царство жизни: кристалл в насыщенном растворе поддерживает свою форму путем «обмена веществ»; он устанавливает ее повреждения, как бы «залечивая рану»; при известных условиях пресыщения он «размножается» и др. И было бы странно, признавая известную организованность за кристаллами, считать «неорганизованными» стройные, титанически устойчивые, в мириадах веков оформившиеся системы солнц с их планетами.

Полная неорганизованность – понятие без смысла, это в сущности то же, что голое небытие. В ней надо принять отсутствие всякой связи; но то, в чем нет никакой связи, не может представлять никакого сопротивления нашему усилию, а только в сопротивлении мы узнаем о бытии вещей; следовательно, для нас тут нет никакого бытия. И мыслить абсолютно бессвязно можно только словесно, никакого реального, живого представления в эти слова вложить нельзя, потому что абсолютно бессвязное представление вовсе не есть представление и вообще – ничто.

Единство организационных методов

Для практики и для теории нужны и важны методы. Все методы здесь организационные. Отсюда задача: понять и изучить все и всякие методы как организационные.

Если бы организационные методы в одной области были одни, в другой – другие; например в организации вещей, т.е. в технике, не имеющие ничего общего с методами организации людей, т.е. экономики, или организации опыта, т.е. мира идей, то овладеть ими стало бы нисколько не легче от того, что все они будут обозначены как организационные. Совсем иное, если по исследованию окажется, что между ними возможно установить связь, можно подчинить их общим законам. Тогда изучение этой связи, этих законов позволит людям наилучшим образом овладеть этими методами и развивать их, и станет самым мощным орудием всякой практики и всякой теории.

Различия

Самое глубокое различие, какое известно нам в природе, - это различие между стихийностью и сознательностью, между слепым действием сил природы и планомерными усилиями людей. Здесь нужно ожидать наибольшей разнородности методов, наибольшей их несводимости к единству.

Прежде всего, исследования этого различия наталкивается на факты подражания человека природе в приемах и способах организационной деятельности. Природа организует сопротивление многих живых организмов действию холода, покрывая их пушистым мехом, перьями и иными, мало проводящими тепло оболочками. И человек тем же самым путем достигает тех же самых результатов. Сама возможность подражания – уже достаточное доказательство того, стихийностью природы и сознательностью человека нет принципиального, непереходимого различия. Это есть достаточное доказательство принципиальной однородности организационных функций человека и природы. Еще ярче и убедительнее выступает эта основная общность там, где человек, не подражая природе, вырабатывает такие же организационные приспособления, какие потом находит в ней познание. Так, скелет двигательного аппарата человека представляет систему разнообразных рычагов, в которой есть и два блока (для одной шейной и одной глазной мышцы); но рычаги применялись людьми для перемещения тяжестей за тысячелетия до выяснения этого анатомами, а блок – за много сотен лет. А вот сопоставление совсем другого рода: социальное хозяйство у человека и у высших насекомых. О подражании между ними, конечно, речи быть не может. Между тем в способах производства и в формах сотрудничества сходства очень огромны. Постройка сложных, расчлененных жилищ у термитов и муравьев, скотоводство у многих муравьев, которые содержат травяных тлей в виде дойного скота – факты общеизвестные. Широкое сотрудничество и сложное разделене труда у социальных насекомых опять-таки всем известны; правда, там разделение труда, главным образом «физиологическое», т.е. связано прямо со специальным устройством организма разных групп – рабочих, воинов и т.д., но нужно заметить, что и у людей первоначальное разделение труда было именно физиологическое, основанное на различии мужского и женского организма, взрослого и ребенка, старческого.

Итак, пути стихийно-организационного творчества природы и методы сознательно-организационной работы человека, взятые по отдельности и вместе, могут и должны подлежать научному обобщению

Границы

1. Различие между живой и «неживой» природой, мы уже рассмотрели.

2. Между «физическим» и «психическим». Философы и психологи признают, параллелизм психических явлений с физическими нервными процессами. Но параллелизм означает именно то, что связь элементов и сочетаний на одной стороне соответствует связи на другой, т.е. что имеется основное единство способов организации. Как мог бы «психический» образ – восприятие или представление – соответствовать «физическому предмету», если бы части одного не соединялись так, как части другого? Любой продукт «духовного творчества» - научная теория, поэтическое произведение – имеет свою архитектуру, представляет расчлененную совокупность частей, выполняющих различные функции, взаимно дополняя друг друга: принцип организации тот же, что и для каждого физиологического организма.

Путь к организационной науке

Организационная точка зрения в первобытном и религиозном мышлении

Хотя этой науки до сих пор не существовало, но ее основная точка зрения зародилась на первых же шагах жизни человечества – вместе с началом речи и мышления.

Первые слова-понятия были обозначением человеческих трудовых действий – обозначением вполне естественным, потому что это были крики усилия, трудовые междометия. Например, первичный корень «rhar», или «Vrhar», имеющий в индоевропейских языках значение «разбивать»; от него происходит и латинское frango – ломать, и немецкое brechen, и французское rage – «бешенство», и наши русские слова «враг», «разить», «раз» и частица «раз» в глаголах, корень этот первоначально представлял, вероятно, просто рычание, которое вырывалось при нанесении удара; он мог выступать на сцене не только при этом акте или как выражение призыва к нему, но и в самых различных условиях, имеющих с ним связь: при виде врага или при мысли о нем, при виде оружия, т.е. чего-нибудь разбитого, сломанного и т.п. Все это непроизвольно обозначалось, или отмечалось, тем же звуком: первоначальная неопределенность значения слов-корней, благодаря которой каждое из них могло стать исходным пунктом развития в дальнейшем тысяч других слов.

Из этой же самой неопределенности возникло основное условие человеческого мышления о природе: основная метафора. Метафорой, т.е. буквально «перенесением», называется вообще применение слова, обозначающее одно явление, к другому явлению, имеющему с первым нечто общее, например, когда поэт называет зарю «кровавой», весну «ласковой». Действие стихийное обозначалось тем же словом, что и человеческое. Это и есть основная метафора. Без нее люди не могли бы говорить о внешней природе, а следовательно, и вырабатывать понятий о ней: мышление о мире было бы невозможно. В основной метафоре человечество перешагнуло через самую глубокую пропасть своего опыта: через границу между собой и своим вечным врагом – стихиями. Слово было орудием организации социально-человеческих активностей, т.е. те и другие принципиально обобщались в организационном смысле.