Судьи стран континентальной Европы рекрутируются, на службу совсем по иным критериям, чем их английский или американский коллеги; следует также помнить и о том, что в Германии, Италии, Франции, Испании, Греции, судьи, будучи зависимы от правительства, нигде не были гарантированы от чисток и других принудительных мер в чрезвычайных обстоятельствах.

Третья причина состоит в отсутствии единого подхода к вопросу о специализации судов. Двойственность или множественность направлений в специализации судей совсем не свойственно широкоформатно мыслящим американским судьям, которые чтят конституцию как библию и опираются на неё в своих решениях. Следовательно, американская модель действует успешно там, где существует единая специализация судов, т.е. в самих США и во всех странах общего права, потому, что в этих странах, во-первых, нет разделения споров по категориям, а во-вторых, потому, что проблема конституционности там может возникать в любом процессе, не требуя каких либо специальных демаршей и не создавая, риска возникновения разногласий по поводу легитимности действий судов при оценке конституционности основополагающих, нормативных актов. Конституционное правосудие в странах общего права не разделимо от общего правосудия. Оно осуществляется силами и средствами единого юридического аппарата, возглавляемого Верховным Судом; т.е. оно сконцентрировано в одном судебном ведомстве; этого положения нет в континентальной Европе. Ещё одна из причин непринятия американской модели некоторыми европейскими государствами в межвоенный период состоит в недостаточной жёсткости текстов европейских конституций. Применительно к конституционной практике III-ей республики во Франции это было хорошо объявлено Карре де Мальбергом, который отличал: «в Америке судебное решение, объявляющее закон неконституционным, воздвигает против воли законодателя непреодолимый для него барьер, поскольку законодатель не может в одиночку изменить Конституцию. Во Франции, напротив, парламент, столкнувшись с судебным решением о не конституционности, может без большого труда преодолеть это сопротивление: парламентскому большинству, принявшему закон, парализованный решением судебной власти, для того, чтобы обеспечить торжество своей воли, достаточно подтвердить в Национальном Собрании своё волеизъявление, которое они выразили ранее простым голосованием по законопроекту. В этих условиях весьма сомнительно, что судебная власть будет в состоянии запрещать применение законов по причине их не конституционности».

Однако ни Французская, ни Американка модель не могут рассматриваться в качестве универсально пригодных к другим регионам и странам: попытки трансплантировать иностранные правовые институты механически, без учёта национальных особенностей чреваты серьёзным ущербом и в ряде случаев дают лишь споради или ложный эффект. Так, например, бесплодными оказались усилия ряда латиноамериканских государств внедрить у себя президентскую форму правления (по модели США). Непродуманная рецензия правовых институтов может вызвать и явно отрицательные последствия для граждан не только в правовой, но и в экономической и социальной областях. Так, например, попытка ряда балканских стран ввести у себя после Второй мировой войны кодифицированные акты французского образца с их либерально-индивидуалистическим духом не увенчались успехом, так как эти акты находились в явном противоречии с патриархальными традициями и обычаями многих из этих государств, ряд из которых как, например, Югославия, имели негоралистическую базу, характеризующуюся мозаическим переплетением христианских и мусульманских обычаев и традиций, а также наличие языковых барьеров и разобщённостью в социальной практике.

И всё же влияние зарубежных правовых доктрин полезно и не незаменимо особенно в тех случаях, когда в национальном законодательстве имеются существенные пробелы в правовом регулировании или когда-то или иное государство намерено осуществить серьёзные реформы своих государственно-правовых институтов, не имея в этом достаточного опыта или подготовленных кадров юристов. Такая картина характерна для вновь образовавшихся государств или молодых государств, освободившихся от колониальной зависимости. В таких случаях молодое государство вынуждено пригласить иностранных юристов в свою страну или получить разработку проектов своих нормативных актов квалифицированным юристам, как правило, из дружественных стран или тех стран, которые имеют сходные экономические и демографические условия.

Глава 2. Конституционный Суд Российской Федерации – высший орган судебной власти по защите конституционного строя.

2.1. Правовое государство и судебная власть в системе конституционных гарантий.

Термин «конституция» происходит от латинского и означает «устанавливаю, утверждаю». Он встречался ещё в законодательстве Древнего Рима и обозначал в то время различные акты, устанавливавшиеся (конституировавшиеся) имигратором и закреплявшее устройство государства, но не единый основной закон государства, возглавляющий пирамиду законодательства. В связи с этим типичным для недавнего прошлого нашей государственно-правовой науки был вывод в том, что «появление конституции как основных законов связано с приходом к власти буржуазии. В борьбе с феодалами она добивалась закрепления капиталистических отношений (уже сложившихся в рамках феодального строя), ограничения королевской власти учредениям парламента или провозглашением республики, установления прав имущих граждан. Ещё более определённо писал Я.Н. Уманский». Ни рабовладельческое, ни феодальное общество не знали ещё конституции как основного закона государства, в котором бы закреплялось всё его устройство. Проблемы конституционного государства, демократии, свободы и прав личности связаны со всей совокупностью общественных отношений и всей системой конституционного права, выступающего одной из гарантий развития цивилизованного процесса.

Одним из основных признаков конституционного государства заключается в том, что государственная власть в нём ограничена. Речь идёт не об объективной ограниченности любого государства экономическими или геополитическими факторами, а об установлении конституцией и действующим законодательством пределов государственной власти, которые последней не могут быть преодолены правовым образом. Ограничения государственного вторжения в сферу индивидуальной автономии личности осуществляется посредством признаваемых за человеком и гражданином неотъемлемых прав и свобод, которые не могут быть нарушены или ограничены государством.

Права человека и гражданина – не дар государства, они неотъемлемое свойство человеческой личности. Именно благодаря этим правам – экономическим, социальным, культурным, а также гражданским и политическим – государственная власть не только ограничивается по сферам своего проявления и способам воздействия, но и становится подзаконной.

Бесправие человека и гражданина – благодатная почва для произрастания административного произвола и полицейского насилия. Наличие у индивида гарантированных прав и свобод превращает его в «равноправного партнёра» государства, способного предъявить последнему правовые притязания, обоснованность которых устанавливает суд, и тем самым способствует утверждению законности в деятельности государства. Известный русский правовед Б.А. Кистяковский писал, что «последовательное осуществление законности требует как своего дополнения свобод и прав личности и в свою очередь естественно вытекает из них как их необходимое следствие.