Нетрудно заметить, что во всех описанных выше подходах к представлению и анализу языковой личности основное внимание уделяется ее лингвистическим, языковым характеристикам и значи­тельно меньше - важнейшим психологическим аспектам личности, раскрывающим ее как конкретную индивидуальность, иными сло­вами, психологические характеристики языковой личности представлены явно недостаточно. Исследователям еще предстоит решить задачу комплексного анализа лингвистических и психологических характеристик языковой личности. Актуальность и важность ее решения определяется чрезвычайной важностью языка в жизни и деятельности отдельного человека и общества в целом, а также важностью "человеческого фактора" в языке, иными словами, языка в человеке и человека в языке.

Общая и языковая картины мира

В психологии все боль­шую популярность получает понятие предметного зна­чения, разрабатывавшееся (иногда под другими названиями) многими крупными психологами современ­ности — от Л.С.Выготского до Дж.Брунера и лидера запад­ногерманской марксистской психологии К.Хольцкампа. Это понятие сейчас обретает новую жизнь в связи с ак­тивизацией исследований по функциональной асиммет­рии полушарий коры головного мозга. Неразрывность предметного значения с вербальным (при всей их психо­логической специфике) очевидна, и проблематика ког­нитивной психолингвистики все больше становится ориентированной не только и не столько на вербальные, сколько на предметные значения, ставя задачей синтези­ровать психолингвистическую теорию слова (знака) и психологическую теорию осмысленного образа. Если вслед за А.Н.Леонтьевым ввести понятие образа мира, то как раз предметные значения и являются теми «кирпичиками», из которых этот образ строится.

Образ мира, как он понимается сегодня психолога­ми, — это отображение в психике человека предметного мира, опосредствованное предметными значениями и соответствующими когнитивными схемами и поддающе­еся сознательной рефлексии.

Мир презентирован отдельному человеку через сис­тему предметных значений, как бы наложенных на вос­приятие этого мира. Человек не «номинирует» чувственные

образы предметов — предметные значения суть компо­нент этих образов, то, что их цементирует для человека, то, что делает возможным само существование этих об­разов.

Наиболее непосредственная ситуация встречи чело­века с миром — это непрекращающееся движение созна­ния в актуально воспринимаемом образе мира. Каждый из нас, воспринимая мир через образ мира, постоянно переносит светлое поле внимания с одного предмета на другой. Таким образом, в нашем образе мира, а вернее в том его ситуативном фрагменте, с которым мы в данный момент имеем дело, все время «высвечивается» отдель­ный предмет, а затем внимание и сознание переключает­ся на другой — и так без конца. Но это непрерывное переключение сознания с одного предмета на другой предполагает одновременно переход предмета (его означенного образа) с одного уровня осознанности на дру­гой. В моем сознании сосуществует то, что является объектом актуального осознания, и то, что находится на уровне сознательного контроля. Таким образом, движе­ние сознания в образе мира имеет не планиметрический, а стереометрический характер. Сознание имеет глубину. Образ мира многомерен, как многомерен сам мир.

Но образ мира может быть не включенным в непос­редственное восприятие мира, а полностью рефлексив­ным, отделенным от нашего действия в мире, в частности восприятия. Такой образ мира может быть ситуативным, т.е.фрагментарным, — например, так может обстоять дело при работе памяти или воображения. Но он может быть и внеситуативным, глобальным: тогда это образ целостно­го мира, своего рода схема мироздания. Такой образ мира в собственном смысле всегда осознан, рефлексивен, но глубина его осмысления, уровень рефлексии могут быть различными. Предельный уровень такой рефлексии соот­ветствует научному и философскому осмыслению мира.

Если в первом случае мы имеем дело с непосредствен­ным сознанием мира, то во втором — это теоретическое

сознание разного рода, свободное от связанности с ре­альным восприятием.

Одним из первых, кто четко выразил их различие, был Михаил Михайлович Бахтин. Это его известная кон­цепция «большого» и «малого» мира. -«Мир, где действительно протекает, свершается по­ступок, — единый и единственный мир, конкретно пе­реживаемый: видимый, слышимый, осязаемый и мыслимый, весь проникнутый эмоционально-волевыми тонами утвержденной целостной значимости

.В соотнесении с моим единственным местом актив­ного исхождения в мире все мыслимые пространствен­ные и временные отношения приобретают ценностный центр, слагаются вокруг него в некоторое устойчивое конкретное архитектоническое целое — возможное един­ство становится действительной единственностью .

«Если я отвлекусь от этого центра исхождения моей единственной причастности бытию, причем не только от содержательной определенности ее (пространствен­но-временной и т.п.), но и от эмоционально-волевой утвержденное ее, неизбежно разложится конкретная единственность и нудительная действительность мира, он распадется на абстрактно-общие, только возможные моменты и отношения, могущие быть сведенными к та­кому же только возможному, абстрактно-общему един­ству. Конкретная архитектоника переживаемого мира заменится не-временным и не-пространственным, и неценностным систематическим единством абстрактно-об­щих моментов .».

И дальше — о «большом» и «малом» опыте: «В "ма­лом" опыте — один познающий (все остальное — объект познания), один свободный субъект (все остальные — мертвые вещи), один живой и незакрытый (все осталь­ное — мертво и закрыто), один говорит (все остальное безответно молчит).

В большом опыте все живо, все говорит, этот опыт глубоко и существенно диалогичен. Мысль мира обо мне, мыслящем, скорее я объектен в субъектном мире .».

Это бытие—человека—в—мире как его составной ча­сти, находящейся с этим миром в непрерывном диалоге, предполагает, говоря словами А.Н.Леонтьева, « .возвра­щение к построению в сознании индивида образа внеш­него многомерного мира, мира как он есть, в котором мы живем, в котором мы действуем, но в котором наши абстракции сами по себе не "обитают" .».

Но вернемся к бахтинской идее диалога человека с миром. Ее корни можно усмотреть еще в ранних работах о.Павла Флоренского. Именно ему принадлежит тезис о психике как своего рода продолжении предметного мира в голове человека. « .Акт познания есть акт не только гносеологический, но и онтологический, не только идеальный, но и реальный. Познание есть реальное вы-хождение познающего из себя или, — что то же, — реаль­ное вхождение познаваемого в познающего, — реальное единение познающего и познаваемого .Познание не есть захват мертвого объекта хищным гносеологическим субъектом, а живое нравственное общение личностей, из которых каждая для каждой служит и объектом, и субъек­том. В собственном смысле познаваема только личность и только личностью . Другими словами, существенное по­знание, разумеемое как акт познающего субъекта, и существенная истина, разумеемая как познаваемый реаль­ный объект, — обе они — одно и то же реально, хотя и различаются в отвлеченном рассудке.