И еще раз вернемся к "монадологическому" принципу Лейбница. Идеал, на который нацелена монада, только воображаем, он есть идея, метафизический смысл которой совпадает с математическим. Но именно этот идеал есть инстанция эквивалентности монады и мира. Монада как множество бесконечно малых выражений[66], или «молекулярное» множество, взаимно-однозначно соответствует бесконечно большому множеству объектов мира, или «молярному» множеству, подобно тому, как множество бесконечно малых чисел соотвествует множеству бесконечно больших чисел, (0…1) ~ (1…¥) по принципу: множество бесконечно малых качеств соответствует бесконечно большому множеству количеств. И основание данной адекватности в нуле как в идеале разума. Обратная перспектива монадического множества центрирована той же осью, что и прямая перспектива множества «молярного», и в точке преломления этой оси является точкой их "соприкосновения". К точке, из которой развертывается мир как из "центральной" точки, или "центральной монады", или Бога, в то же время стремится (appetitio)[67] индивидуальная монада как к своей цели[68]. Можно сказать, что сопряженность монады и мира есть сопряженность двух перспектив – обратной перспективы (проекции) монады и прямой перспективы (проекции) мира; причем воображаемая вершина обратной проекции субъекта и воображаемый центр горизонта прямой перспективы предметного мира – это одна и та же точка – точка нуля.

Обратим внимание, что точка схождения обратной перспективы интроекции монады и центр пересечения прямой перспективы проекции есть точка их различия, которая выступает как математический символ того, что греки мыслили в качестве бытия, и во что христиане Средневековья верили как в Бога.

Теория субъективности, прежде чем завершиться в двух великих системах Нового Запада – кантианской и гегельянской, была в значительной степени уже сформована. Основными чертами этой формы, как мы видели, выступили cogito Картезия, достижения «ренессансной» математики и оптики, монадология Лейбница. К тому же на немецкий классический идеализм повлияли теории английских эмпиристов (Локк, Юм) и французских просветителей (Руссо, Вольтер).

Перед Кантом и Гегелем стоит теперь одна задача – свести воедино идеал теоретического разума и идеал практического разума (Кант); или единичную волю (самость) и всеобщее понятие (Гегель). Другими словами, Канту и Гегелю достается «грандиозная проблема» «взаимообоснования истины и свободы»[69]. Истина и свобода – это события происходящей внутри метафизики Нового Времени тотальной трансформации «принципа тождества бытия и мышления», на котором основана вся европейская метафизическая конструкция: так, «истина», как истина самосознания субъекта регулирует всю сферу «мышления», а «свобода» – это цель той «воли», чья «жизненность» и «витальность» вбирает всю сферу ориентированного на субъект бытия. Мышление становится самосознанием субъективности (И.Г.Фихте еще до Гегеля на основе принципа тождества «Я есть Я», внутри которого происходит «взаимо-смена» Я и не-Я, замыкает весь мир на Я, предвосхитив своим субъективным идеализмом абсолютный субъективизм Гегеля[70]), а бытие преобразуется в стремящуюся к свободе волю субъекта.

I.2. Кант: чистый субъект и идея свободы как инстанция времени

Принципиальная конструктивность совершенного в познании субъективности Кантом прорыва заключается в расколе классического идеализма на идеализм метафизический и трансцендентальный идеализм. Определение или самоопределение субъективности, произведенное Кантом введением понятия «априорных признаков», существенным образом уточнило структуру субъекта, рассмотрев ее как "автономную" систему, основанную на собственных законах разума и рассудка.

В каждой из описываемых Кантом схем способностей можно выделить трехсоставную структуру, выраженную в геометрических формах, которую определяют:1) функция вертикального центростремления; 2)функция горизонтального центробега; 3)функция синтеза центра различия между этими функциями.

Так, функциям центростремления и центробега в схеме чувственности соответствуют функции воображения и апперцепции, в схеме рассудка – функции рефлексии и определения. Не смотря на то, что функция воображения выступает лишь как одна сторона способности чувственности, причем как "низшей" способности, ей принадлежит ключевая роль в системе соотнесения всех трех способностей. Во что говорит сам Кант о роли воображения в плане эстетического суждения (называя центростремительную функцию воображения соединением, отличая ее тем самым от описывающего схватывания): "… соединение множества в единство, не мысли, а созерцания, последовательно схватываемого в мгновение, есть регресс, который вновь снимает условие времени в прогрессе воображения и делает наглядным одновременность существования.[71] Следовательно, это соединение (так как последовательность во времени – условие внутреннего чувства и созерцания) есть субъективное движение воображения, посредством которого оно совершает насилие над внутренним чувством, и это насилие должно быть тем заметнее, чем большее количество соединяемого воображением в созерцании"[72].

Кант совершенно четко приписывает воображению функцию синхронизации, которой противопоставляется прогрессивное движение диахронизации ("последовательность во времени – условие … созерцания"). Диалектическая оппозиция "прогресса" и "регресса" структурирует схему цикла воображения, состоящего из "прямого" и "обратного" ходов. Функция воображения всегда выступает в двух качествах: она либо прямо направлена на объект, либо обратно направлена на субъект; в первом случае она характеризуется свойствами центробежности и периферийности, во втором – центростремительности и нацеленности; именно поэтому целесообразность "прекрасного" лишена цели, а целесообразность "возвышенного" ею обладает. (Раздвоенность функции воображения особенно отчетливо выступает в различии теоретического и практического). Говоря иначе, суждение о прекрасном проективно направлено на горизонт чувственности, чье представление находится в ведении рассудка, а суждение о возвышенном направлено интроективно по отношению к вертикали субъекта, то есть функция воображения в эстетическом суждении осциллирует между двумя полюсами: рассудком и разумом. Игра воображения и рассудка определяет суждение о прекрасном, а спор воображения и разума – суждение о возвышенном; содержанием игры и спора являются чувства удовольствия или неудовольствия. Надо также отметить что, то же различие функций вертикали центростремления и горизонта центробега лежит в основе различия суждений о возвышенном на математические и динамические.

Обобщая проблематику эстетической части своего учения, Кант редуцирует ее к оппозиции «эстетической идеи» и "идеи разума", которая содержит диалектическое противоречие между понятием, "не достигающим своего созерцания воображения", и воображением, "не достигающим своего понятия". Этот конфликт не разрешим в теоретическом плане; его решение находится в сфере практического разума, в котором понятие и воображение приводится к общему знаменателю в качестве свободы.