В разгар гражданских смут 28 августа 1850 года после тяжелой болезни умирает Бальзак. У гроба величайшего фран­цузского прозаика на кладбище Пер-Лашез Гюго произносит речь, в которой склоняется перед его гением и противопоставляет величие ушедшего титана ничтожеству пигмеев, дорвавшихся до власти во Франции: «Человек, сошедший в эту могилу,- один из тех, кого провожает скорбь общества. В наше время иллюзий больше нет. Теперь взоры обращены не к тем, кто правит, а к тем, кто мыслит, вот почему, когда один из мыслящих уходит, содрогается вся страна. Смерть человека талантливого - это всеобщий траур, смерть гениального человека - траур всенарод­ный». Что восхищение Бальзаком было искренним, Гюго доказал многими страницами своего шедевра, «Отверженных», на которых лежит явная печать воздействия творца «Человеческой комедии».

Между тем политические события во Франции развора­чивались в направлении установления авторитарного режима. Почувствовав опасность разветвленного монархического заго­вора, Гюго все активнее выступает в газете «Эвенман» и в Законодательном собрании против мероприятий, расчищающих дорогу к диктатуре Луи Наполеона. Он обрушивается со всем пылом своего красноречия на избирательный закон, сократив­ший число избирателей за счет рабочих, на ограничительные установления для печати, на закон о политических ссылках.

17 июня 1851 года Гюго поднимается на трибуну Законо­дательного собрания, чтобы протестовать против пересмотра статей конституции, запрещающих переизбрание президента республики на второй срок. Пересмотром этих статей бонапар­тисты старались обеспечить повторное избрание Луи Наполеона. Гюго прямо заявил о существовании монархического заговора и сорвал маску с мнимого защитника республики принца-пре­зидента: «Как! Разве после Наполеона Великого нам нужен Наполеон Малый?!» После этой речи парижские рабочие впервые выразили Гюго свою поддержку. Получает он свидетельство симпатии и солидарности от Мадзини и других зарубежных демократов и республиканцев, с которыми у него установились связи на Конгрессе друзей мира, проходившем под его пред­седательством в Париже в августе 1849 года. Включившись в международное движение, Гюго заявляет о своей поддержке борьбы за отмену рабства в США.

Отклонение пересмотра конституции Законодательным соб­ранием заставляет Луи Бонапарта лихорадочно готовиться к государственному перевороту до истечения срока своих пол­номочий в 1852 году. Прежде всего он обрушивается на своих политических врагов. 30 июля арестован сын Гюго Шарль; в сен­тябре запрещается издание газеты «Эвенман» (начинает затем выходить под новым названием «Авенман дю пёпль» - «Восшест­вие народа»); в ноябре подвергается аресту другой сын Гюго- Франсуа Виктор. Сам писатель в ожидании ареста держит на своем ночном столике конституцию, он предвидит государственный переворот, который тем не менее застает его врасплох.

На рассвете 2 декабря 1851 года, в годовщину коронова­ния Наполеона I и сражения при Аустерлице, Луи Бонапарт насильственно присвоил себе всю полноту власти, декретировал роспуск Законодательного собрания, ввел военное положение, арестовал большинство своих политических противников. Триста депутатов, собравшиеся выразить протест против переворота в мэрии Х округа Парижа, были заключены в казармы.

Подобные меры устрашения способны были воздействовать на многих, но не на Гюго. Утром 2 декабря он принимает участие в собрании группы депутатов - левых республиканцев на одной из частных квартир, а затем на улицах Парижа держит речи к народу вместе с депутатом Боденом, которого ждет геройская смерть на баррикаде в Сент-Антуанском предместье. Гюго были написаны прокламации «К армии» и «К народу», в которых он призывал к отказу от повиновения диктатору. 3 декабря рабочие кварталы начали восстание против Бонапарта. На следующий день баррикадами покрылись бульвары. Но ар­мия не поддержала народ. Сводный брат Луи Наполеона де Морни отдал приказ: «Стрелять без промаха». Началась настоя­щая бойня: не щадили ни женщин, ни детей. Уже сломлен­ный неудачами своих выступлений 1848 - 1849 годов, рабочий класс Парижа терпит поражение. 21 декабря плебисцит подав­ляющим большинством голосов узаконил государственный пере­ворот, а год спустя Луи Бонапарт стал «императором фран­цузов» под именем Наполеона III.

В течение девятнадцати лет существования бонапартистского режима Гюго вел с ним неустанную борьбу. Некоторое время Гюго находится в Париже на нелегальном положении. Голова поэта оценена в 25000 франков, а позднее он узнает, что Бонапарт дал понять о желательности его расстрела на месте в случае поимки. 11 декабря 1851 года с добытым Жюльеттой Друэ паспортом на имя рабочего Ланвена Гюго покидает Париж и направляется в Брюссель. Декретом от 9 января 1852 года Гюго объявляется в «изгнании». До обнародования декрета жене Гюго, Адели, оставшейся пока в Париже, удается благодаря влиятельным связям добиться сохранения за поэтом авторских прав и жалованья академика, но помешать распродаже с тор­гов движимого имущества она не может.

Самая бурная, яркая и драматическая глава в биографии Гюго окончилась, таким образом, внешним поражением. Однако поэт удалялся в изгнание с сознанием неизмеримого морального превосходства над временно торжествующим авантюристом, обогащенный опытом политической борьбы и, главное, возрожденный сопричастностью судьбе трудового народа. Как он, записав на полях рукописи «Отверженных», в 1848 году «прервал работу» пэр Франции, а продолжил «изгой». Политические события отвлекали Гюго от литературного творчества, хотя и в годы смуты он продолжал работу над будущим сборником «Созерцания» и над «Нищетой». Но только благодаря событиям 1848 - 1851 годов Гюго стал великим национальным писателем, популярнейшим представителем французской литературы в мире.

Гюго с мужеством и достоинством переносит свое новое положение политического изгнанника. «Надо достойно пройти парадом, который может окончиться быстро, но может быть и долгим», - пишет он 22 февраля 1852 года. Для него и его близких начинается пятилетнее «бивуачное» существование, ко­торое окончится лишь с приобретением Отвиль Хауза на остро­ве Гернси.

В Брюсселе Гюго остается в течение семи месяцев. 15 де­кабря сюда прибывает Жюльетта Друэ, налаживающая его быт (жена пока охраняет его интересы в Париже). Гюго внешне поста­рел, лицо его изборождено морщинами и складками, он отяжелел, перестал следить за прической, небрежен в одежде, жалуется (не вполне обоснованно) на стесненность в средствах. К умеренности обязывает его, как он считает, и его положение изгнан­ника. «На мне сосредоточены все взоры, - пишет он жене 19 января.- Я открыто и горестно живу в труде и лишениях». Гюго рассчитывает в Брюсселе завершить рукопись «Нищеты» («Отвер­женных»), привезенную с собой из Парижа, но политические стра­сти берут верх, и роману еще немало придется ждать своего часа.

В конце января к Гюго в Брюссель приезжает выпущен­ный из тюрьмы сын Шарль, и постепенно вокруг них обра­зуется целая колония французских политэмигрантов. Они обсуж­дают происшедшие события, делятся воспоминаниями. В этой атмосфере Гюго задумывает детальную историю государствен­ного переворота, которую назовет «История одного преступ­ления». Законченная в основном в Брюсселе, книга не нашла издателя ввиду крайней резкости своего тона и была опубли­кована в доработанном виде лишь в 1877 году, когда во Фран­ции республике снова угрожал монархический заговор мар­шала Мак-Магона.