рынках предельная эффективность инвестиций в лоббирование также возрастает.

В российских условиях этот феномен может быть особенно четко прослежен на примере борьбы за сохранение итогов приватизации. Ускоренные - если не сказать обвальные - темпы приватизации обусловили тот факт, что передача многих из имущественных объектов в частные руки происходила по чисто символическим ценам. Это обеспечило высокую прибыльность инвестиций в политическое лоббирование на этапе получения доступа к правам собственности, т.е. непосредственно на этапе приватизации: ведь фактическая стоимость приватизируемых активов, как правило, намного превышала расходы на их приобретение (сумму выкупных платежей и средств, направленных на лоббирование). В настоящее время можно наблюдать следующий раунд борьбы: те группы давления, интересы которых не были учтены в ходе приватизации, инвестируют ресурсы на поддержку политических сил, обещающих пересмотреть ее итоги с учетом пожеланий своих "спонсоров"; напротив, выигравшие в ходе приватизации субъекты активно контрлоббируют с целью противодействия пересмотру итогов приватизации, поскольку обратный выкуп имущественных объектов (не говоря уже о безвозмездной национализации) приведет к потере первоначально полученного чистого прироста богатства. Благодаря этому по мере нарастания неопределенности на политических рынках основной целью экономических субъектов становится не получение дохода путем хозяйственных операций, а приобретение или сохранение богатства путем лоббистской деятельности. Имеет место своего рода заколдованный круг: высокая прибыльность инвестиций на цели лоббирования обусловливает высокий уровень неопределенности на политических рынках, и наоборот.

Неопределенность на политических рынках оказывает и другие негативные последствия на хозяйственную систему. Усиление зависимости правительства от поддерживающих его групп давления приводит к нарастанию степени субоптимальности проводимых им экономических мероприятий, - иными словами, увеличивает объем диспропорций, вносимых в экономическую систему.

Чем выше объем ресурсов, который могут предоставить те или иные субъекты, тем выше вероятность того, что именно их интересы будут удовлетворяться при формулировании политических решений, даже если при этом наносится значительных ущерб другим, "менее важным" с точки зрения правительства группам хозяйствующих субъектов, или даже самому государству.

Правительство становится "близоруким" и отдает предпочтение тактическим, а не стратегическим выгодам, поскольку не уверено, что "доживет" до реализации последних[5].

«Близорукость» правительства на прямую связывается конгломератом лоббистских финансовых элит, что как следствие активизирует теневые финансовые потоки, идущие на лоббирование и стимулирует коррупцию и бюрократизм.

В такой модели псевдоблага – бюрократизм, является методом системных ограничений со стороны «сочувствующих» государственных структур, как мера защиты не правовых, дезаконных решений. С течением времени, бюрократизм, как мера защиты становится ингибитором в общественно-экономических отношениях и дефункционалом для государственного аппарата в целом.

Появление бюрократизма и усиление его позиций, стимулирование коррупции с течением времени не становится позитивной составляющей для теневой экономики, способствующей и стимулирующей ранее её появление.

Диада бюрократии и коррупции для государства, по своей сути, - это системный и всеобъемлющий кризис, затрагивающий все институты государства и все сектора общественно-экономических отношений.

Бюрократизм и контрольно-надзорная сфера государства.

На законодательном уровне отсутствуют единые и четкие подходы к определению структуры, функций, численности и порядка финансирования органов государственного контроля (надзора).

Не определена экономическая целесообразность существования каждого конкретного органа государственного контроля (надзора) и наделения этого органа объемом полномочий по контролю.

Изменение предмета контроля - совокупности обязательных требований - является необходимым условием оптимизации системы государственного контроля, упорядочивания системы контрольно-надзорных органов, их состава, численности и порядка финансирования, определения функций (предмета контроля), разграничения функций между органами контроля в целях устранения дублирования.

Разделение объектов контроля между контролирующими организациями проведено нечетко. На практике это приводит к многократному дублированию функций (в том числе, дублированию не только по горизонтали между ведомствами, но и по вертикали - между структурами разных уровней одного и того же ведомства и между федеральными, региональными и муниципальными органами, наделяемыми полномочиями по контролю), что увеличивает административную нагрузку на предпринимательский сектор.

Сфера деятельности органа государственного контроля (надзора) находится в прямой зависимости от его принадлежности конкретному федеральному органу исполнительной власти, что приводит к созданию органов государственного контроля (надзора) по принципу ведомственного интереса, а не как следствие необходимости осуществления контроля (надзора) в целом по объекту.

Координация деятельности федеральных контрольно-надзорных органов как между собой, так и с контрольно-надзорными органами регионального уровня недостаточна.

Среди органов государственного контроля (надзора) преобладают вертикально-интегрированные структуры. Это дает возможность этим органам совмещать властные и конкурентные функции (действие как хозяйствующего субъекта) и устанавливать численность их кадров ведомственными решениями.

Среди источников финансирования деятельности органов государственного контроля (надзора) в целом преобладает федеральный бюджет. В условиях множественности органов и ограниченности государственного бюджета недостаток выделяемых бюджетных средств используется как аргумент при обосновании необходимости финансирования государственных органов надзора непосредственно за счет оказания указанными органами платных услуг и привлечения значительных средств из внебюджетных источников.

Ситуация, когда финансирование органов, наделенных контрольно-надзорными полномочиями, зависит от объема оказываемых ими платных услуг, достаточно широко распространена. Финансирование деятельности органов, наделенных контрольными полномочиями и правом одновременно осуществлять платные услуги, осуществляется, в том числе за счет платных услуг хозяйствующим субъектам, подпадающим под компетенцию органа в сфере контроля (надзора) и по предметам контроля. Взимание органами, наделенными контрольно-надзорными функциями, платы либо непосредственно с поднадзорных субъектов, либо за оказанные им услуги, искажает направленность контроля и создает предпосылки для формального исполнения контрольным органом своих задач по отношению к таким хозяйствующим субъектам. Реализация органами, наделенными контрольно-надзорными полномочиями хозяйственных функций, платных услуг подконтрольным субъектам, в прямой или опосредованной форме, объективно приводит к тому, что соответствующие органы в большей степени заинтересованы в развитии именно платных услуг, чем в реализации других (“бесплатных”) функций. Таким образом, создаются предпосылки для “административного рэкета”.