Итак, каждая эпоха «высветила» в романе наиболее близкие ей уровни, что и отразилось на этапах научного изучения. Современный исследователь Ю.Н. Чумаков справедливо полагает, что теперь настало время для прочтения романа «на фоне универсальности»[30]. Универсальное содержание «Евгения Онегина» обнаруживает себя в картине мира, представленной как система ценностей, как постоянно развивающаяся, «вечно движущаяся» совокупность представлений о реальной действительности.

Проблема национального и личностного представления о мире, выраженного в произведениях русской и мировой литературы, сегодня предстает как объект изучения литературоведения, психологии, философии, обществоведения. Понятие художественной модели мира выдвигается в разное время такими учеными, как Г.Д. Гачев, И.М. Семенко, Ю.М. Лотман, Ю.Н. Чумаков, В.А. Кошелев, В.С. Непомнящий, О.В. Рябов. Для этого типа исследований характерно постижение художественного творения в его целостности, стремление увидеть отраженный в нем смысл человеческого бытия. В пушкинском идеале исследователи видят светлую жизнеутверждающую силу, которая способна противостоять трагическому одиночеству, глубину осмысления жизни, постоянный диалог с ней. Гений всегда стремится к осознанию своего предназначения, к наиболее полному отражению в художественном творчестве судьбы страны, народа.

Цель настоящей работы - рассмотреть универсальное содержание концепта русского мира, лежащего в основе романа в стихах А.С. Пушкина «Евгений Онегин». В соответствии с целью были определены следующие задачи:

· оценить степень научной изученности концепта русского мира и русского национального характера;

· выявить эстетическое своеобразие пушкинского «свободного романа»;

· рассмотреть роман с позиций историзма и онтологического охвата действительности;

· исследовать специфичность пушкинского концепта русского героя и героини в свете авторского идеала.

Глава 1. К проблеме художественной специфичности романа

А.С. Пушкина «Евгений Онегин».

1.1. К постановке проблемы: пушкинский концепт русского мира.

Картина мира - это «система интуитивных представлений о реальности»[31]. Термин «картина мира» (Weltbild) впервые был введен Людвигом Витгенштейном в «Логико-философском трактате», но в антропологию и семиотику он пришел из трудов немецкого ученого Лео Вайсгербера (1899 – 1985).

«Картину мира можно выделить, описать или реконструировать - от нации или этноса до какой-либо социальной или профессиональной группы или отдельной личности»[32], - пишет В.П. Руднев. При этом своя картина мира существует в каждом отрезке исторического времени, но в то же время есть и универсальная картина мира, свойственная всему человечеству. Правда, она довольно абстрактна, так как у каждого народа существуют свои представления о добре и зле, о нормах и ценностях. Что касается отдельной личности, то картина мира будет детерминирована прежде всего индивидуальным характером.

Говоря о представлениях о мире в XIX веке, нельзя не отметить самое фундаментальное традиционное философское противопоставление бытия и сознания. Картина мира была материалистической, «материальность мира и его бытие рассматривались как понятия тождественные»[33]. Бытие представлялось первичным, а сознание вторичным (большую роль в то время играли также «идеалистические попытки вывести бытие из акта сознания»[34]). Нужно учесть и тот факт, что наблюдатель и наблюдаемое, какими они представали в литературном произведении, противополагались. Уже в искусстве XVIII в. субъектно-объектные отношения в тексте выводились за пределы личности автора, совмещались с понятием истины, которую выражал художественный текст. Таким образом, создатель художественного произведения созерцал действительность не просто со стороны, а находился над ней, выступал в сознании читателя как всеведущий носитель оценок всего, о чем говорится в произведении. Читатель же, переживая текст произведения, как отмечает Ю.М. Лотман, «находится вне литературы»[35] и оценивает произведение, сопоставляя его с жизнью, реконструируя в своем восприятии личность и сознание автора.

Автор творчески воспринимает мир, проникая в его суть мыслью, чувствами и переживаниями художника, в своем творчестве он осмысливает и воспроизводит мир во всем его многообразии. И в этом смысле творчество Пушкина, как верно отметил С.С. Аверинцев, «дает читателю переживание… особой гармонии между формой и содержанием – между движением стиха, с одной стороны, и предметом изображения, с другой стороны»[36]. Для творчества Пушкина действительно характерно особое гармоничное философское видение мира. Бытие для него – непостижимая тайна, каждая человеческая душа – тоже тайна. И поэт пристально наблюдает за человеком, оказавшимся перед лицом онтологических ценностей, а «художественной точкой зрения», как обоснованно указал Ю.М. Лотман, становится «отношение истины к изображаемому миру»[37].

По образному выражению В.С. Непомнящего, в пушкинском мире, «свет истины, общей для всех, заставляет тени ложиться в точном соответствии с действительным положением вещей»[38]. «Божественная свобода» Пушкина простирается очень далеко: в его видении мира нет ничего осуждаемого, однозначно отрицательного. Если и есть что-то действительно трагическое в его мироощущении, так это то, что истина беззащитна, ею легко пренебречь, потому что она известна всем. Л.А. Коган также обращает внимание на этот факт и указывает на то, что высокое назначение творца – быть «первопроходцем на пути к истине», как духовный учитель он «призван ставить вопросы, пробуждающие и просветляющие человека, предвидеть и облегчать их решение»[39]. Нельзя не согласиться с исследователями: философия поэзии Пушкина состоит именно в ее общечеловеческой, правдоискательской направленности, в своем художественном мироощущении он стремится к сокровенному и возвышенному. Бытие выступает перед творцом как некая сверхзадача, а поскольку бытие неисчерпаемо, у поэзии нет и не может быть последнего слова.

О том, что пушкинская поэзия является фактом глубинного и полного осмысления бытия, писал Н.О. Лосский: «Даже в изображении… обыденной действительности он умеет достигнуть такой многосторонности и гармонии, такого синтеза, в силу которых… творение его фантазии оказывается таким же содержательным и полным смысла, трудно постижимого нами, как и сама мировая действительность»[40]. Поддерживая это высказывание, добавим, что основа творческой силы и подлинной свободы поэта в видении «мировой действительности» – это «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам» («Два чувства дивно близки нам…», 1830 г.). Доказательством этой мысли может служить высказывание С.Л. Франка: «Укорененность в родной почве, ведя к расцвету духовной жизни, тем самым расширяет человеческий дух и делает его восприимчивым ко всему общечеловеческому. Этот мотив проникает и всю поэзию, и всю мысль Пушкина»[41]. В этом и состоит народность поэта. И эта народность совсем не предполагает замкнутости от чужих влияний, обособленности национальной культуры. Современный исследователь А. Панарин справедливо отмечает, что «проблему российской самобытности, своеобразия национальной судьбы Пушкин решал не в этнографическом ключе, а в историческом и цивилизационном»[42].