Прости, веселая природа;

Меняю милый, тихий свет

На шум блистательных сует…»

(V, 152)

Д.С. Лихачев писал, что «в течение многих минувших веков между природой и человеком существовало равновесие… Для русских природа всегда была свободой, волей, привольем… Издавна русская культура считала волю и простор величайшим эстетическим и этическим благом для человека»[138]. Опираясь на это высказывание, можно говорить о том, что «русская душою» пушкинская героиня прощается с природой как живым свидетелем ее прежней свободной, тихой жизни.

Ю.М. Лотман высказывает интересную мысль о создаваемом каждой, в том числе и русской, культурой пространственном образе мира. «Сложны отношения человека и пространственного образа мира, - пишет исследователь. – С одной стороны, образ этот создается человеком, с другой – он активно формирует погруженного в него человека»[139]. В узком смысле этот образ является «средой», формирующей личность, и уже неоднократно отмечалось, что Онегин и Татьяна оказались в различных условиях, что сказалось на формировании их характеров и взглядов на мир.

Мы можем сделать вывод, что через связи, которые существуют (или, напротив, не существуют) между героями и природой, автор может внутренне характеризовать их, определять их нравственную и духовную ценность. Как верно отмечал Г.Д. Гачев, «первое, очевидное, что определяет лицо народа, - это Природа, среди которой он вырастает и совершает свою историю. <…> Здесь коренится и образный арсенал национальной культуры (архетипы, символы), …все весьма стабильные. Нельзя ее [природу] сменить без потери своей национальной сути». Исследователь прибегает к широкому обобщению, и его высказывание подтверждает нашу мысль о том, что природа для Пушкина – одно из самых эффективных средств воссоздания картины русского мира, жизни народа, страны, движения истории.

Русская природа в романе «Евгений Онегин» - это некая основа, без которой и вне которой историческая жизнь выглядела бы как бесчеловечная и абстрактная, ничего не говорящая уму и сердцу читателя. В.Г. Белинский утверждал, что невозможно «быть оригинальным и самостоятельным, не будучи народным», и называл Пушкина подлинным художником русской литературы. Действительно, народность Пушкина состоит в органической связи с русской природой, жизнью и мировоззрением народа.

2.2. Образы героя времени и русской героини в контексте пушкинской картины русского мира

«Стихи «Онегина» - это национальный опыт социально-бытовой, нравственно-этической и интеллектуальной жизни, уже заключенной в формулы, которые и станут в этой жизни постоянными. В таком качестве весь роман есть идеальная формула русской жизни. И естественно, что он дал формулу русского героя и русской героини»[140], - писал Н.Н. Скатов.

Действительно, Пушкиным была открыта важнейшая для русской реалистической литературы XIX века тема – тема «героя времени», современного человека, сознание которого исторически и социально обусловлено и вместе с тем является мерилом эпохи и среды. В этом отношении «Евгений Онегин» - первый в России социально-психологический роман. Внимание Пушкина привлек тот скептический тип сознания, которому историей было суждено стать одним из наиболее существенных на ближайшие два десятилетия.

Социально-типические черты, как справедливо отмечают исследователи И.М. Семенко, Г.П. Макогоненко, в Онегине сильнее, чем индивидуально-психологические. Н.Н. Скатов также придерживается этой точки зрения: «в галерее русских героев, которым Онегин положил начало, он, кажется, единственный, кто лишен… конкретизирующего портрета (то же Татьяна). Это понятно – столь он всеобщ»[141]. С этой «всеобщностью» связана неясность, «загадочность» героя, коренящаяся в неуловимости характера («энигматическим героем»[142] назвал Онегина Ю.Н. Чумаков, очень верно отметив, что основным содержанием романа является интерпретация этого героя). И именно через героя показано движение истории. Еще Достоевский писал, что Пушкин создал образ Онегина, «…отметив тип русского скитальца,… первый угадав его гениальным чутьем своим, с исторической судьбою его и с огромным значением его и в нашей грядущей судьбе»[143].

Значит, Онегин – человек 20-х годов, но и шире – всего XIX века. Этот тип можно рассматривать еще шире, как это сделал Н.Н. Скатов: «Он – «мужское» начало русской жизни, ее… неприкаянность и неуспокоенность, ее скитальчество»[144]. В то же время Онегин предстает духовно статичным. О Татьяне очень верно сказал Ф.М. Достоевский: «тип твердый, стоящий твердо на своей почве»[145]. Согласимся с писателем и добавим, что слова «на своей почве» нужно понимать в значении «на почве народной национальной жизни». Татьяну с полным основанием можно назвать «женским» началом русской жизни, со всей ее силой и верностью, с ее устойчивостью и – с ее постоянным духовным движением. Этих героев и исследователи, и читатели идентифицируют с живыми людьми, но эти же персонажи, по точному определению Ю.Н. Чумакова, являются «принципами», «символами», которые мы понимаем как большие обобщения.

Как уже говорилось, Пушкин писал реалистическое произведение в пору господства романтизма. Герой романтических поэм с первых же строф представал перед читателем человеком исключительной и драматической судьбы в атмосфере таинственности, глухого намека, недосказанности. Свой же роман в стихах Пушкин начинает демонстративно прозаически: герой мчится «в пыли на почтовых» из столицы в деревню, где умирает дядя, оставивший ему наследство. При этом Онегин довольно откровенно рассуждает о предстоящей ему докучливой необходимости:

«…Какое низкое коварство Полуживого забавлять,

Ему подушки поправлять,

Печально подносить лекарство,

Вздыхать и думать про себя:

Когда же черт возьмет тебя?»

(V, 9)

Первые же строфы романа должны были помочь понять новую природу героя – это не исключительная личность, не загадочная натура, не злодей и не образец добродетели, а обыкновенный человек, один из тех, кого читатель не раз встречал на своем пути. Представив героя в свободной, чуть ироничной манере, Пушкин в быстром и коротком отступлении рисует биографию Онегина. Среда, к которой принадлежал Онегин, формировала его убеждения, интересы и вкусы. Живший долгами, отец не придумывал для своего сына особой системы образования, он поступил, как все:

Сперва Madame за ним ходила, Потом Monsieur ее сменил. Ребенок был резов, но мил.

Monsieur l’Abbe, француз убогой, Чтоб не измучилось дитя, Учил его всему шутя,

Не докучал моралью строгой, Слегка за шалости бранил

И в Летний сад гулять водил.

(V, 10)

Поверхностное светское воспитание было обычаем, нормой. Создавая характер героя, автор подчеркивал его типичность – так воспитывались все в этой среде. К ней же принадлежал и сам Пушкин, вот почему он с иронией говорит: «Мы все учились понемногу,//Чему-нибудь и как-нибудь» (V, 11). Интересно мнение А.М. Гуревича: «У читателя невольно складывается впечатление, будто «молодому повесе» ведома лишь «наука страсти нежной». Но вскоре, уже во второй главе, выяснится, что Онегин – достойный собеседник и оппонент Ленского, воспитанника одного из лучших европейских университетов»[146]. Действительно, даже беглый перечень обсуждаемых друзьями тем: