Но и густой сад не мог оградить Толстого от городского ; шума, а главное, от тех острых социальных противоречий, которыми была полна жизнь капиталистического горо­да,— в 80-е годы прошлого века Москва уже превратилась, из старой патриархальной столицы в промышленный центр.

Толстой хорошо знал крестьянскую жизнь, понимал деревенскую бедность и сострадал ей; контрасты городской жизни, где рядом с роскошью уживалась ужасающая нищета, были для него новы, непонятны; со свойственной ему пытливостью социального исследователя он принялся изу­чать условия жизни городской бедноты. Увиденное дей­ствовало на него угнетающе: «Прошел месяц, самый му­чительный в моей жизни. Переезд в Москву. Вонь, камни, роскошь, нищета. Разврат. Собрались злодеи, ограбившие народ, набрали солдат, судей, чтобы оберегать их оргию, и пируют».

Длительные прогулки пешком по Москве Толстой со­вершал иногда вместе с художником И. Е. Репиным; часто в районе Хитрова рынка они грелись с бездомными нищими у костра, слушали разные рассказы, и Толстой примечал интересное для своих сочинений. Посещал он также ок­рестные фабрики, побывал у грузчиков Казанской железной дороги,— они работали без отдыха по 36 часов! И везде он видел, что трудящийся люд обездолен.

В московский период жизни Толстой принял участие в трехдневной переписи населения в Москве. Ему помогал сын Илья, впоследствии вспоминавший об этом: «В январе 1882 года отец участвовал в московской трехдневной пе­реписи. Он выбрал себе самый бедный район города Мо­сквы, около Смоленского рынка, заключающий в себе Про­точный переулок и знаменитые в то время ночлежные дома, Ржанову крепость и другие. Я помню, как к нему приходили студенты, с которыми он подолгу говорил, запершись в своей комнате, и помню, как один раз он взял меня с собой осматривать ночлежный дом. Мы ходили вечером по ка­моркам в страшной вони и грязи, и отец опрашивал каждого ночлежника, чем он живет, почему он попал сюда и сколько он платит и чем питается.

.Я смотрел на папа и видел на его лице все то, что я чувствовал сам, но в нем было еще и выражение страдания и сдержанной внутренней борьбы, и это выражение запечатлелось во мне, и я помню его до сих пор».

Поразившая юношу внутренняя борьба в душе его отца была разрядом той духовной грозы, того перелома, который переживал в это время Лев Николаевич. Обо всем, что происходило в его душе и его сознании, он рассказал в сочинении «Исповедь».

Перелом в мировоззрении художника был подготовлен его изначальной привязанностью к народной жизни, его глубоким демократизмом. Толстой рассказал о том, как исподволь совершалась в нем перемена взглядов, и он в конце концов пришел к отрицанию основ жизни того класса, к которому принадлежал. Он обрушился с резкой критикой на существующий социальный строй. Основное зло его он видел в том, что одни трудятся, а другие живут тунеядцами за их счет. «Чтобы понять жизнь,— писал он,— я должен понять жизнь не исключений, не нас, пара­зитов жизни, а жизнь простого трудового народа». Это был, по его понятиям, главным образом мужицкий, крестьянский народ. И писатель усваивает себе мужицкую точку зрения на жизнь, становится, по определению В. И. Ленина, вы­разителем идей «примитивной крестьянской демократии».

В «Исповеди» Толстой рассказал и о том, как рушилась его вера, как перед ним открывался обман церковного учения. Поэтому сочинение было запрещено духовной цен­зурой. «Исповедь» отдельной брошюрой была издана за границей.

Однако, отвергнув церковную веру, Толстой надеялся победить существующее социальное зло с помощью новой очищенной религии; главное в ней — проповедь всеобщей любви, самоусовершенствование, непротивление злу наси­лием. Разъяснению своей веры Толстой посвятил целые трактаты: «В чем моя вера?», «Так что же нам делать?», «О жизни» и другие. Но сам писатель в своей общественной и художественной практике вступал в противоречие с соб­ственной религиозной проповедью, активно вмешиваясь в происходящие на его глазах события, обличая зло и ложь социального устройства общества и тем самым оказывая сопротивление самодержавию.

В 1891 —1892 годах Толстой организовал помощь го­лодающим крестьянам Орловской и Рязанской губерний. То, что он увидел, побывав «на голоде», в деревнях разо­ренного края, привело его к убеждению в неизбежности социального переворота: «Какая будет развязка, не знаю, но что дело подходит к ней и что так продолжаться, в таких формах, жизнь не может,— я уверен»,— писал Толстой по возвращении из Рязанской деревни Бегичевки.

Изображение народной жизни всегда привлекало Тол­стого-художника. Осудив господскую жизнь, он осудил и господское искусство, в том числе и те свои произведения, которые, по его мнению, были непонятны народу — «Войну и мир», «Анну Каренину», и пришел к убеждению, что надо создавать новое искусство, понятное и близкое народу.

В 80-е годы Толстой создает новый для него жанр короткого народного рассказа-притчи, он использует при этом традиции устного народного творчества. Таковы, на­пример, его рассказ «Чем люди живы», «Сказка об Ива­не-дураке», запрещенная царской цензурой за осуждение самодержавия.

Привлек Толстого и жанр народной драмы. В 1886 году он написал для народного театра «Скоморох» пьесу «Власть тьмы». Сюжет ее был заимствован им из подлинного су­дебного дела Тульского окружного суда: судили мужика, из-за жадности к деньгам совершившего уголовное пре­ступление. Нищета, забитость, невежество, развращающая власть денег — все это отразилось в народной драме. Кар­тины деревенской жизни представлены Толстым с превос­ходным знанием крестьянского быта, психологии, языка. Созданные им образы до сих пор живут на сцене: властная лицемерка Матрена; отставной солдат-философ Митрич; не речистый, на разные лады повторяющий словечко «тае» Аким-правдолюб, хранитель народной совести.

В жестоком, корыстном мире взрослых чистотой нрав­ственного чувства светится детская душа: в числе дей­ствующих лиц — крестьянская девочка Анютка; чтобы оха­рактеризовать ее стремительность, расторопность, сметли­вость, Толстому потребовалось всего лишь одно меткое народное выражение: «однова дыхнуть» — оно составляет особенность речевого портрета Анютки.

Царская цензура запретила постановку «Власти тьмы» в народных театрах. Только после снятия цензурного за­прета в 1895 году народная драма Толстого была постав­лена в Малом театре, а в 1902 году осуществлена ее постановка на сцене Московского художественного театра.

Еще до появления на сценах русских театров «Власть тьмы» была сыграна в Париже; пьесы, инсценировки про­изведений Толстого вошли в репертуар многих европейских театров. Возрастали популярность и международный ав­торитет писателя: Толстым восхищались, с Толстым спо­рили, ему следовали, на него яростно нападали, прокли­нали — равнодушных не было.

Голос художника, ищущего истину, рождал взволно­ванные отклики. В апреле 1887 года в Ясную Поляну пришло письмо из Франции от ученика Высшей нормальной школы в Париже Ромена Роллана, ставшего впоследствии прославленным писателем. С юношеской непосредственно­стью и искренностью он выразил восхищение творениями Толстого; молодой человек спрашивал о смысле жизни, о назначении искусства.