Вскоре важное событие в жизни Толстого отдалило его от школьных занятий: в сентябре 1862 года он женился на Софье Андреевне Берс, дочери давних хороших знакомых, московского врача Андрея Евстафьевича и его жены Лю­бови Александровны. Их дочерей Лизу, Соню и Таню Лев Николаевич знал еще девочками; сестры Берс привлекали своей жизнерадостностью, непосредственностью, отсутствием манерности. Особое очарование отличало младшую Таню. Впоследствии, когда Толстого спрашива­ли, с кого списан образ Наташи Ростовой, он отвечал шутя: «Я взял Таню, перетолок ее с Соней, и вышла Наташа.

Сразу же после свадьбы Лев Николаевич и Софья Андреевна уехали в Ясную Поляну, где прожили почти безвыездно 20 лет. Толстой обрел наконец семейное счастье. В Софье Андреевне он нашел прилежную помощницу в своем литературном труде. Она бесконечное число раз разбирала и переписывала трудные для чтения рукописи писателя, счастливая тем, что первая читает его произ­ведения.

«Я дожил до 34 лет и не знал, что можно так любить и быть так счастливым»,— признавался Толстой своим друзьям.

Одним из первых сочинений, переписанных набело рукой Софьи Андреевны, была повесть «Казаки». Толстой работал над ее завершением зимой 1862 года. Повесть была на­печатана в № 1 «Русского вестника» за 1863 год. Образ главного героя повести Оленина автобиографичен. Созна­ние ничтожества пустой светской жизни, стремление начать другую, новую жизнь, простую и здоровую, какой живут казаки, было мечтой и самого Толстого. Впервые в русской литературе поэтически и правдиво описана жизнь казачьей станицы, народные праздники и обычаи. В галерею русских народных характеров вошли образы казачки Марьяны, Лукашки, дяди Ерошки.

«Война и мир»

Выбор давно сделан. Литература, искусство, педагогика и семья» — этой записью в Дневнике обозначен новый, необычайно плодотворный период в жизни писателя.

Софья Андреевна и появившиеся вскоре дети — Сережа, Таня, Илья — вносили оживление в уединенную яснопо­лянскую жизнь. Лев Николаевич с увлечением занимался хозяйством, воспитанием детей, по вечерам — чтением, му­зыкой: играл на фортепьяно в четыре руки с Софьей Андреевной сонаты и симфонии Моцарта и Бетховена, пьесы Шопена.

Толстой работал над новым романом. Семь лет упорного труда потребовало осуществление его замысла. Завершая работу, уже в окончательной редакции он озаглавил про­изведение «Война и мир». Он находился в расцвете своих творческих сил и осознавал это вполне, испытывал ощу­щение свободы от того, что в гармоническом соответствии раскрывались все стороны его громадного таланта: склон­ность к философским обобщениям, одержимость и дотош­ность историка, проницательность художника.

Обращение к исторической теме не было для Толстого случайно. Оно не было и стремлением укрыться от жгучих вопросов современности в своем счастливом яснополянском уединении.

С юности Толстой испытывал неутолимую потребность «знать ход истории», чтобы найти в жизни свою цель и свое место. О закономерностях исторического развития он горячо спорил с Герценом в Лондоне.

Теперь, два года спустя, в тишине «комнаты под сво­дами» Толстой заново переживал вихрь не­давних впечатлений: Севастополь в огне, шум парижских улиц, накаленную атмосферу политических споров в доме Герцена. Еще громче и явственнее звучали в его сознании голоса, спорящие об исторических судьбах Европы и России.

Чем глубже Толстой задумывался над сущностью своих исторических взглядов, тем очевиднее становилось их родство со взглядами декабристов. Звено исторической цепи, разорванной царем-жандармом на Сенатской площади, чудесным образом оказывалось в его руке.

Толстой снова обратился к замыслу описать историю жизни возвратившегося из Сибири декабриста. Его глазами Толстой хотел увидеть и с его позиции объяснить «свою Россию». В то же время художник стремился понять, как сложился особенный характер его героя, а для этого он должен был проследить «эпохи его развития».

Молодость героя «совпадала с славной для России эпохой 1812 года». Толстой погрузился в изучение мате­риалов эпохи. Он прочел исторические сочинения о войнах с Наполеоном русских и французских историков: А. И. Ми­хайловского-Данилевского, М. И. Богдановича, А. Тьера и других. Чтение глубоко разочаровало его: в сочинениях этих, где собрано множество фактов и подробностей, от­сутствовал «тон правды», что, по мнению Толстого, было необходимым условием подлинно исторического сочинения.

Он прочел также русские и французские романы об эпохе наполеоновских войн: сочинение Жермены де Сталь «Дель­фина», роман М. Загоскина «Рославлев, или Русские в 1812 году», Р. Зотова «Леонид, или Некоторые черты из жизни Наполеона» и роман Александра Дюма «Наполеон», вы­шедший в Париже в 1846 году. Но в этих романах Толстой остро ощущал условность литературного изображения жизни.

Значительно интереснее оказались для него воспоми­нания самих участников сражений, людей той эпохи. В их рассказах он находил богатый материал для творческой обработки. В яснополянской библиотеке и поныне хранятся «Походные записки русского офицера» И. Лажечникова, «Записки о 1812 годе Сергея Глинки, первого ратника Московского ополчения», сочинения Д. В. Давыдова, «За­писки современника с 1805 по 1819 год» С. Жихарева. На страницах этих книг — пометы, сделанные Толстым во вре­мя работы. Особенно он ценил сочинения поэта-партизана Дениса Давыдова.

Но пожалуй, для писателя было еще важнее прикос­нуться к подлинным документам того времени, например прочитать письма, написанные в 1812 году, и это оказалось возможным: через знакомых Толстой получил пачки напи­санных по-французски писем. Их писала московская ба­рышня Мария Аполлоновна Волкова своей подруге, Варваре Ивановне Ланской, в Петербург. Письма по­нравились Толстому, в них эпоха оживала в мельчайших подробностях, необходимых для романиста, и он почерпнул отсюда некоторые черты действительной жизни и придал их своим героям, людям, «которых никогда не было».

.Из Москвы 24 июня 1812 года М. А. Волкова сооб­щала: « .Гагарины тоже достойны сожаления. Кн. Андрей решается отправиться в поход и предоставляет жене спра­виться с родами, как знает .» И перед нами сразу же I возникают образы толстовского романа — князь Андрей Болконский * небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами» и его жена, «маленькая княгиня».

Однако писателю стоило огромного труда вылепить эти 'образы, найти из множества возможных вариантов тот, который неотразимо воздействует на читателей. Успеху творческих исканий способствовала обстановка Ясной По­ляны, где живы еще были предания дедовских времен. О них напоминали своим звучным боем старинные «нор-тоновские» часы в футляре из красного дерева в форме (башенки, фамильные портреты в зале, аллеи посаженного старым князем Волконским парка. В шкатулках хранились письма отца и матери, альбомы с рисунками и стихами 1810—1820-х годов.

Толстой предполагал озаглавить роман «Три поры». Об этом свидетельствует второй вариант начала, носящий подзаголовок «Часть 1-я 1812 год». Три поры — три важнейшие исторические эпохи жизни героя-декабриста: 1812 год — 1825 год — 1856 год. Но и этот вариант отброшен. Вот как сам Толстой объяснял причину изменения замысла: «Я другой раз бросил начатое и стал писать со времени 1812 года, которого еще запах и звук слышны и милы нам . Между теми полуисторическими, полуобщественными, по­лувымышленными великими характерными лицами великой эпохи, личность моего героя отступила на задний план, а на первый план стали, с равным интересом для меня, '•и молодые и старые люди, и мужчины и женщины того времени .»