По дороге из Дунайской армии в Севастополь Толстой отмечает в Дневнике патриотическое воодушевление наро­да, его «великую моральную силу», массовый героизм сол­дат и матросов и в то же время бездарность царских генералов, их неспособность руководить, всеобщую нераз­бериху: « .Грустное положение и войска и государства». Он полон решимости действовать против того, что считает злом, «пером, словом и силою».

7 ноября 1854 года Толстой прибыл в Севастополь. Под сильным впечатлением увиденного Лев Николаевич пишет письмо брату Сергею. Точность описания, глубина патриотического чувства заставляют современного читателя воспринимать этот листок из семейной переписки как замечательный документальный памятник эпохи «Дух в войсках выше какого описания,— пишет Толстой.— Во времена древней Греции не было столько геройства. Корнилов, объезжав войска, вместо: «Здорово, ребята!» — говорил: «Нужно упреть, ребята, умрете?» — и войска кричали: «Умрем, ваше превосходительство! Ура! » и уже 22 тысячи исполнили это обещание. Рота моряков чуть не взбунто­валась за то, что их хотели сменить с батареи, на которой они простояли тридцать дней под бомбами. Солдаты вы­рывают трубки из бомб. Женщины носят воду на бастионы для солдат . Чудное время . Мне не удалось ни одного раза быть в деле, но я благодарю бога за то, что я видел этих людей и живу в это славное время».

Вскоре Толстой был назначен в 3-ю легкую батарею 11-й артиллерийской бригады на 4-й бастион, прикрывавший доступ к центру города — один из самых опасных и от­ветственных участков Севастопольской обороны, находив­шийся постоянно под огнем противника .

Жизнь в тяжелых условиях бок о бок с солдатами и матросами, несмотря на опасность, нравилась Толстому. Он проявил здесь незаурядную личную храбрость, выдерж­ку, мужество. Товарищи по службе на 4-м бастионе вспо­минали о нем: «Он был в полном смысле душой батареи . Это был редкий товарищ, честнейшая душа, и забыть его решительно невозможно».

На 4-м бастионе Толстой хорошо изучил характер рус­ского солдата. Ему были по душе солдатская веселость и удальство, когда, например, радуясь весне, солдаты соорудили летучего змея и запускали его над неприятельскими траншеями, вызывая на себя ружейный огонь. То, что видел и понял, он описал в рассказе «Се­вастополь днем и ночью». Толстой предполагал поместить рассказ в «Военном листке» — журнале для солдат, кото­рый он намеревался издавать с группой офицеров-едино­мышленников. Однако демократическое направление жур­нала было «не во взглядах правительства», издание не раз­решили. Под названием «Севастополь в декабре» рассказ был напечатан в № 6 «Современника» за 1855 год.

Вслед за первым рассказом написаны «Севастополь в мае» и «Севастополь в августе 1855 года». Рассказы потрясли современников суровой правдой о войне.; В «Се­вастопольских рассказах» писатель впервые сформулировал принцип, которому оставался верен на протяжении всего своего творческого пути: «Герой моей повести — правда». Он сумел показать героические поступки без ореола лож­ного героизма, представил не парадную сторону войны, но ее будни «в крови, в страданиях, в смерти».

Уже в «Севастопольских рассказах» Толстой выступил против войны как бесчеловечного явления, чуждого разуму,

«Севастопольские рассказы» невелики, но в них запечат­лены широкая панорама событий и множество лиц: здесь солдаты, матросы, строевые офицеры и офицеры-аристок­раты, дети. Эти образы достоверны, как сама жизнь. Среди них — трогательный и привлекательный цельностью, иск­ренностью, чистотой нравственного чувства 17-летний Во­лодя Козельцов, погибший на Малаховом кургане, из рас­сказа «Севастополь в августе 1855 года». Герой Толстого пережил свое время. Много лет спустя однажды у своих знакомых Лев Николаевич услышал, как один из мальчиков, игравших в войну, называл себя Володей Козельцовым.

В годы Великой Отечественной войны подвиги героев Севастопольских рассказов» воодушевляли советских воинов.

В осажденном Севастополе Толстой постиг ту истину, что главная движущая сила истории — народ. Героем эпо­пеи Севастополя был для него русский народ. Вместе с народом, солдатами, матросами он испытал радость борьбы и горечь поражения. То, что он пережил в дни падения Севастополя, оставило навсегда неизгладимый след в его душе. В 1902 году во время своей тяжелой болезни в Крыму Толстой в бреду повторял: «Севастополь горит! Севастополь горит .»

Военный и исторический опыт Севастополя помог Тол­стому создать в «Войне и мире» такие реалистические картины войны, каких еще не знала мировая литература.

Петербург. Заграничные путешествия. Педагогика. Женитьба.

В начале ноября Толстой был отправлен курьером в Петербург, куда прибыл 19 ноября 1855 года. Он остано­вился у И. С. Тургенева, в его квартире на Фонтанке, у Аничкова моста. Они уже были знакомы заочно. Имение Тургенева Спасское-Лутовиново Орловской губернии на­ходилось рядом с Покровским, где, выйдя замуж за В. П. Толстого, жила Мария Николаевна, сестра Льва Николаевича. Тургенев бывал у М. Н. Толстой, выражал ей свое восхищение талантом ее брата; из Покровского Иван Сергеевич написал первое письмо Толстому, в котором убеждал его оставить военную службу и целиком посвятить себя литературе, благодарил за посвящение ему рассказа «Рубка леса».

Тургенев был старше Толстого на 10 лет, и когда по приезде Льва Николаевича в Петербург он близко сошелся с ним лично, то испытал к нему чувство, похожее на отцовское; Толстой отвечал Тургеневу искренней дружеской приязнью, переписывался с ним, часто встречался, гостил в Спасском.

В 1855 году в Петербурге Тургенев ввел Толстого в круг известных петербургских литераторов, способствовал его литературному успеху. Особенно сблизился Толстой с писателями, группировавшимися вокруг

Возглавившее современник Некрасов и Чернышевский стремились содействовать возмужанию реалистиче­ского таланта начинающего писателя. « .Я люблю в вас . великую надежду русской литературы,— писал Некрасов Толстому,— для которой вы уже много сделали и для которой вы еще более сделаете, когда поймете, что в на­шем отечестве роль писателя — есть прежде всего роль учителя и, во возможности, заступника за безгласных и приниженных».

В твоих статьях, посвященных ранним произведениям Толстого, Чернышевский тонко определил своеобразие его таланта.

Но Толстой еще не сделал окончательного выбора. Жизнь его была неустроенной, он метался из Петербурга в Москву, в Ясную Поляну, в Покровское, снова в Петербург… Как будто стремительный духовный рост, что происходил в нем , не давал ему покоя, гнал с места на место.

Неукротимая энергия и свежесть его духовных сил привлекали и очаровывали окружающих. Один из друзей Толстого, П_ К. Анненков. заметил: « .просто изумительно, как много мыслил этот человек о нравственности, добре и истине и с каких ранних пор!…»

Настойчивые советы Тургенева оставить военную службу все-таки имели действие на Толстого: он подал прошение об отставке и в ноябре 1856 года получил увольнение от военной службы, а в начале 1857 года отправился в свое первое заграничное путешествие через Варшаву в Париж. Здесь он застал Некрасова и Тургенева. В письме из Парижа Тургенев сообщал их общему другу: «Толстой здесь — в глядит на все, помалчивая и расширяя глаза, поумнел очень во все еще ему неловко с самим собою — а потому н другим с ним не совсем покойно. Но я радуюсь, глядя на вето: это, говоря по совести, единственная надежда