«Если предположить, что пси-явления известны лицам, стоящим на более… высокой ступеньке общества, то станут понятны усилия различных рационалистических обществ, препятствующих изучению этого феномена, всякие политические акты и отчаянные шаги диктатур сталинского типа… Однако результат этого противодействия противоположен тому, чего они добиваются. Чем больше официальная наука твердит, что никаких пси-явлений нет и быть не может, тем сильнее люди верят в самую невероятную чушь о летающих тарелках, радиовнушении или астрологии»(49, с.131-132), - писал Ж. Бержье. На самом деле, Ж. Бержье не совсем прав, ибо именно совместные усилия официальной науки и шарлатанов от эзотерики и оккультизма и создают ситуацию дискредитации этих явлений и мешают развитию этих способностей у подавляющего большинства людей. «Попробуем вообразить, что представляло бы собой общество, в котором большинство людей обладали бы пси-возможностями, как защитными, так и агрессивными, … владели бы психокинезом в такой мере, что могли бы отбрасывать нападающих силовым барьером. В таком случае вторжение извне, терроризм или государственные репрессии почти полностью лишались бы смысла»(49, с.129). Не трудно догадаться, кто в этом не заинтересован. В качестве альтернативы развитию подобных способностей сегодня предлагаются телекоммуникационные сети, компьютер и интернет, легко контролируемые государством и ТНК. В принципе для «элиты» не заинтересованной в саморазвитии и ориентированной на потребление общества и его ресурсов любое свободное, особенно массовое развитие способностей людей представляет явную угрозу её господству. Поэтому, её важнейшей задачей становится сохранение и воспроизводство всеобщего социально зависимого и ограниченного состояния.

Перейдём к рассмотрениям функций выявленной в работе структуры социальных ограничений.

Высшим уровнем социальных ограничений являются концептуальные ограничения, связанные с концептуальным проектом, в котором реализуется воля общества (элиты) к самосохранению и самоутверждению. В концепции реализуемого в обществе социокультурного проекта задаются его основные ценностно-целевые установки, которые могут быть у разных цивилизаций различными. Функцией этого уровня социальных ограничений является ценностно-целевое ограничение общества в целом и отдельных личностей, суть которого состоит в том, что эти ценности и цели не должны подвергаться сомнению, а тем более как-то изменяться. Реализуемая концепция фактически существует в виде набора догм или некоторых метафизических принципов, которые критиковал марксизм, видимо не понимая их роли в цивилизационном строительстве. Примеры подобных концептуально-метафизических догм мы можем наблюдать в религиях. Изменение этих догм недопустимо, так как оно ведет к изменению концепции, а, следовательно, к появлению другой, новой концепции. Как это происходило на практике, мы можем отследить, изучая историю расколов и появления сект в христианстве, когда мелкие на первый взгляд догматические расхождения приводили к крупным церковным расколам, как, например, расколу христианства на католичество и православие. Казалось бы, какая разница исходит ли святой дух только от Бога - отца как в православии или не только от него, но и от Бога – сына (Христа) как в католичестве? Однако уровень концептуальных принципов столь высок, что любое незначительное их изменение ведёт автоматически к изменению всей концепции, а следом и идеологии и всего социокультурного порядка в обществе. Поэтому старообрядцы в России 17 века совершенно верно распознали в никонианских реформах концептуальную революцию, потенциально ведущую к очень значительным социокультурным последствиям и их сопротивление крещению тремя, а не двумя пальцами и написанию имени Иисус с двумя буквами «и» как и прочим нововведениям было вполне обоснованным.

Как известно, одним из лучших способов защиты чего-либо является его сокрытие. Идеологи современного общества, в частности Т.Парсонс видимо учли опыт христианства, а потому стали выступать с теорией «деидеологизации» (См. 294). Сама по себе по себе теория «деидеологизации» является ложным мифом, выполняющим, однако защитные (и социально-ограничительные) функции в отношении господствующей концепции и идеологии. Согласно этому мифу нет, не только концепции, но даже и выражающей её идеологии, а так как их нет, то, следовательно, и обсуждать, критиковать, а, следовательно, изменять в них ничего нельзя. Таков, мол, де естественный порядок, «такова жизнь», внушается концептуально безграмотному обывателю. Л.Н.Москвичёв замечал по поводу теории деидеологизации следующее: «Она есть возведение в степень социологической доктрины представлений, иллюзий обыденного сознания определенных социальных групп буржуазного общества, которые как раз обусловили и ее содержание, и бросающуюся в глаза противоречивость»(294, с.195). Господству мифа о деидеологизации способствует и такие факторы, как непривлекательность для масс реальной концепции и идеологии современного общества, бездарность и духовная нищета обслуживающей его интеллигенции (См. 177), и атрофия идеологических и религиозных потребностей у массы населения.

Отказавшись от мифа деидеологизации, мы получаем возможность рассмотрения функций идеологических социальных ограничений. Если задачей идеологии является приспособление концепции к реальной жизни и внедрение её в жизнь, причём без искажения изначальной концепции, то одной из функций идеологии является защита концепции от искажения, а в некоторых случаях - и от обнаружения массами. При этом между разными группами идеологов может разгораться борьба за ту или иную трактовку концепции и особенности её применения на практике. Подобные разногласия можно было наблюдать в СССР в ходе дискуссий и борьбы между троцкистами и сталинистами. На самом деле, подобных разногласий между идеологами одной концепции быть не должно, а в случае конфликта сталинистов и троцкистов мы наблюдаем борьбу разных концепций. Н.Н. Алексеев писал о советском строе следующее: «Возобладало то, что содержалось в идеологии казачества, в идеологии Пересветова, царя Ивана и опричнины, в идеологии земного сектантского рая, построенного на началах рационалистических. Принесенный к нам западный марксизм нашел широкое распространение только потому, что соответствовал глубинным народным настроениям. Марксистский талмудизм остался привилегией нового правящего класса, народ от него стоит далеко и своеобразно переживает в марксизме только то, что соответствует «примитиву» (13, с.114-115). Нетрудно догадаться, что носителями почвенных начал были сталинисты, а «марксистского талмудизма» - троцкисты.

Стремление к защите концепции от искажения и обнаружения приводит к её мифологизации в идеологии, которая ограничивает массы в понимании концепции, уводит от её сути. В ходе мифологизации концепция «обрастает» надуманными подробностями, пропагандистскими образами, создаются прославляющие её произведения искусства и культуры с придуманными сюжетами, делающими её привлекательной и доступной для масс. К тем же самым последствиям ведёт решаемая в идеологии задача приспособления концепции к конкретным условиям и обстоятельствам места, времени, менталитета и психологии масс и т.п. В ходе решения этой задачи концепция в еще большей степени имеет шансы подвергнуться искажению, что уже практически неизбежно. Почти невозможно приспособить абстрактную концепцию к изменяющимся условиям места и времени без каких-либо искажений. Именно эти обстоятельства обуславливают справедливо обозначенный К. Мангеймом характер идеологии как ложного сознания. Функции сокрытия, мифологизаци и искажающего приспособление концепции к реальности превращают любую идеологию в социально ограничивающий массы за счёт искажения и сокрытия реальности феномен. Подтверждением этого являются нередко встречаемые рассуждения о том, что есть истинный аутентичный марксизм, настоящий либерализм, коранический ислам, правильное христианство, а есть их догматизированные искажённые аналоги. В этой ситуации, например, «настоящий либерализм» должен представлять собой именно концепцию, которая может иметь и децентрализованный характер, а вульгаризированный либерализм – идеологическое приспособление этой концепции к практике. Это означает, что двух или более разных либерализмов, из которых только один правильный, не существует, а если таковые действительно есть, то это уже будут разные концепции и идеологии, неправомерно выступающие под одним именем. Подобный подход позволяет нам освободиться от различных манипулятивных спекуляций в этой сфере и точно классифицировать, например, многочисленные и разнообразные секты, выступающие под одной вывеской христианства или другой религии. Следует отметить, что своими приспособительно-мифологизирующими чертами идеология может социально ограничить не только массы, подверженные её воздействию, но и саму концепцию посредством её искажения. Идеология способна не только искажать, но и подменять собой концепцию, узурпируя её функции, особенно когда нет чёткого вычленения концепции и разграничения её с идеологией, как это имеет место в социально ограниченной и ограничивающей этим других модели Т. Парсонса. Однако в этом случае идеология обречена на перманентную изменчивость и как итог - на гибель.