7. Роль законов в научном объяснении и предсказании

Объяснение явлений окружающей нас природы и со­циальной жизни составляет одну из основных задач ес­тествознания и общественных наук. Задолго до возникно­вения науки люди пытались так или иначе объяснить окружающий их мир, а также собственные психические особенности и переживания. Однако такие объяснения, как правило, оказывались неудовлетворительными, ибо зачастую основывались либо на одушевлении сил приро­ды, либо на вере в сверхъестественные силы, бога, судь­бу и т. п. Поэтому они, в лучшем случае, могли удовлет­ворить психологическую потребность человека в поисках какого-либо ответа на мучившие его вопросы, но отнюдь не давали истинного представления о мире.

Реальные объяснения, которые можно назвать под­линно научными, появились вместе с возникновением са­мой науки. И это вполне понятно, так как научные объ­яснения опираются на точно сформулированные законы, понятия и теории, которые отсутствуют в обыденном по­знании. Поэтому адекватность и глубина объяснения окружающих нас явлений и событий во многом зависит от степени проникновения науки в объективные законо­мерности, управляющие этими явлениями и событиями. В свою очередь сами законы могут быть по-настоящему поняты только в рамках соответствующей научной тео­рии, хотя они и служат тем концептуальным ядром, во­круг которого строится теория.

Нельзя, конечно, отрицать возможности и полезности объяснения некоторых простейших явлений на основе эмпирического обобщения наблюдаемых фактов. Такие объяснения также относятся к числу реальных, но ими ограничиваются лишь в обыденном, стихийно-эмпириче­ском познании, в рассуждениях, основанных на так назы­ваемом здравом смысле. В науке же не только простые обобщения, но и эмпирические законы стремятся объяс­нить с помощью более глубоких теоретических законов. Хотя реальные объяснения могут быть весьма различны­ми по своей глубине или силе, тем не менее все они дол­жны удовлетворять двум важнейшим требованиям.

Во-первых, всякое реальное объяснение должно стро­иться с таким расчетом, чтобы его доводы, аргументация и специфические характеристики имели непосредствен­ное отношение к тем предметам, явлениям и событиям, которые они объясняют. Выполнение этого требования представляет необходимую предпосылку для того, чтобы считать объяснение адекватным, но одного этого условия недостаточно для правильности объяснения.

Во-вторых, любое объяснение должно допускать прин­ципиальную проверяемость. Это требование имеет чрез­вычайно важное значение в естествознании и опытных науках, так как дает возможность отделять подлинно научные объяснения от всякого рода чисто спекулятив­ных и натурфилософских построений, также претендую­щих на объяснение реальных явлений. Принципиальная проверяемость объяснения вовсе не исключает использо­вания в качестве аргументов таких теоретических прин­ципов, постулатов и законов, которые нельзя проверить непосредственно эмпирически. Необходимо только, чтобы объяснение давало возможность выведения некото­рых следствий, которые допускают опытную проверку.

8. Общая структура научного объяснения

По своей логической структуре объяснение представляет рассуж­дение или умозаключение, посылки которого содержат информацию, необходимую для обоснования результата или заключения такого рассуждения.

В современной литературе по теории объяснения все посылки умозаключения, ставящего своей целью объяс­нение, чаще всего обозначают термином «эксплананс» (от лат. explanans - объясняющий), а результат умоза­ключения — термином «экспланандум» (от лат. explanandum - то, что надлежит объяснить).

Характер объяснения зависит, таким образом, во-пер­вых, от того вида логического рассуждения, который ис­пользуется для объяснения, и, во-вторых, от типа посы­лок, которые служат в качестве эксплананса. Эксплананс и экспланандум составляют две необходимые части всякого объяснения, связанные друг с другом логиче­ским отношением выводимости, или следования. Если экспланандум с логической необходимостью следует из эксплананса, то такое объяснение называют дедуктив­ным, так как в этом случае оно осуществляется по схеме дедуктивного рассуждения. Во многих случаях приходит­ся, однако, довольствоваться более слабым, индуктив­ным рассуждением, посылки которого лишь с той или иной степенью вероятности подтверждают заключение или экспланандум.

Нередко говорят, что объяснение в принципе может осуществляться без привлечения каких бы то ни было законов. Действительно, нередко для объяснения одного явления, события или факта мы ссылаемся на другой факт, явление или событие, а не на явно сформулирован­ные законы. Так, когда объясняют возникновение ржав­чины на металлических предметах, то в качестве причи­ны указывают сырой воздух, контакт с водой и другие подобные факты. Такого рода объяснения встречаются преимущественно в повседневной жизни, где объяснения опираются на простейшие эмпирические обобщения. Эти обобщения кажутся нам настолько привычными и само­очевидными, что они не фигурируют в самом процессе объяснения, хотя их легко и выявить. То же самое иногда происходит и в науке, когда законы, объясняющие явле­ния, кажутся всем известными и очевидными, поэтому их явно и не формулируют. Таким образом, все объяснения с помощью отдельных явлений, событий и фактов по сути дела являются объяснениями с помощью законов, хотя в явном виде сами законы при этом могут и не фигури­ровать. Вот почему такого рода объяснения иногда на­зывают замаскированными объяснениями с помощью законов.

При логическом анализе конкретных примеров науч­ного объяснения все посылки, на которых оно строится, должны быть выражены явным образом. В противном случае нельзя будет осуществить логический вывод экспланандума из эксплананса, а потому нельзя будет при­знать корректным само объяснение. Что касается струк­туры эксплананса, то в нем можно выделить посылки двух видов. Наиболее существенное значение имеют те посылки, в которых выражаются законы, принципы и другие универсальные положения науки. С их помощью удается обеспечить вывод не только других, менее общих законов и положений науки, но и утверждений о тех или иных конкретных явлениях или событиях. В последнем случае эксплананс должен содержать также такие по­сылки, которые характеризуют те или иные специфиче­ские условия или свойства, ибо без этого невозможен пе­реход от общих утверждений к единичным.

Доминирующая роль законов в процессе научного объяснения наиболее сильно подчеркивается при так называемом эссенциалистском подходе, т. е. тогда, когда смысл объяснения сводится к раскрытию сущности ре­альных явлений и событий. B общем виде эта точка зрения не вызывает возражения, так как действительное объяснение достигается только тогда, когда раскрыва­ются внутренние, существенные связи объясняемых явле­ний, событий или даже закономерностей. Вряд ли, одна­ко, следует сводить объяснение к установлению логиче­ской связи «между отображением объясняемого объекта в языке и законом науки». Сущность явлений, особенно сложных, может быть раскрыта зачастую лишь с помощью теории, представляющей не простую совокупность и даже не систему, состоящую из одних законов, а вклю­чающую в себя элементы и другого рода (исходные прин­ципы, определения, гипотезы и различные утверждения теории). Подобно тому, как теоретический закон превос­ходит эмпирический по своей объясняющей силе, так и теория в целом дает более глубокое обоснование, чем любой отдельный закон или совокупность таких законов. Теория как наиболее развитая форма научного объясне­ния возникает, как правило, после открытия ряда отдель­ных законов той или иной области реального мира. Разу­меется, верно, что законы составляют концептуальное ядро любой теоретической системы опытного знания. Но из этого вовсе не вытекает, что объяснение, опирающееся на теорию, всецело основывается на законах, а само про­тивопоставление объяснения с помощью теории квали­фицируется как иллюзорное.