Объяснением этому являлось бурное развитие отраслей народного хозяйства, остро нуждающихся в высококвалифицированных специалистах-интеллектуалах в условиях ускорения модернизации российского общества на рубеже XIX-XX вв. Академик Е. О. Патон вспоминал: « .инженеры-путейцы с упоением хвастали внушительным счетом в банке, собственным выездом, выгодной женитьбой, удачной покупкой ценных бумаг .»[58]. Для многих из них новое приложение сил и талантов открывало дополнительные возможности: занимаясь технической деятельностью «по найму», подняться до управляющих и распорядителей в фирмах или стать акционерами крупных и прибыльных компаний.

Различными были пути представителей интеллигенции в мир капитала, нахождения ими собственного места в петербургском деловом мире. Несомненно одно: это явление стало своего рода отражением процесса «обуржуазивания» части интеллигенции, превращения ее в один из важнейших источников пополнения рядов столичных предпринимателей. По мнению современника: « .отличительная черта теперешнего прогресса — рост типично капиталистического интеллигента, сказанного с капиталом организационно»[59]. Многие из представителей интеллигенции пополнили ряды деловой элиты Петербурга, делая головокружительную карьеру, являясь одновременно членами советов сразу нескольких банков или акционерных ассоциаций. В их числе был, например, горный инженер, общественный и государственный деятель Н. С. Авдаков; преподаватель Института инженеров путей сообщения в Петербурге B. П. Аршаулов; присяжный поверенный и юрисконсульт правления Русско-Азиатского банка Н. Б. Глазберг; профессор Высших женских курсов и Петербургского института коммерческих знаний, магистр гражданского права А. И. Каминка; инженер путей сообщения, член совета Санкт-Петербургского международного банка Н. Д. Байдак; художник, академик исторической живописи, председатель правления Первого российского страхового общества, Гласный Петербургской городской думы М. П. Боткин; профессор Петербургского и Московского университетов И. X. Озеров и многие другие[60]. Феноменальных успехов на предпринимательском поприще зачастую добивались люди, далекие от этой сферы, но личности яркие, незаурядные, с «коммерческой» хваткой, с широкими связями в столичной деловой среде. К числу таких коммерческих «самородков» принадлежали штатный врач Обуховской больницы для бедных в Петербурге Т. В. Белозерский (председатель правления в 9 компаниях, в 15 — член правления), тесно связанный с банковскими структурами столицы; известный антрепренер, издатель, критик, устроитель ряда художественных выставок в Санкт-Петербурге, один из создателей и главный редактор журнала «Мир искусства», оказавший огромное влияние на формирование отечественного театрального предпринимательства C. П. Дягилев и др.

Развитие промышленности, усложнение управленческих и финансовых операций, возникновение и рост торгово-промышленных организаций, поставили деловые круги Петербурга перед необходимостью привлечения представителей интеллигенции к участию в деятельности представительных организаций российской буржуазии. Одна из ведущих организаций российской буржуазии — основанное в 1906 г. Петербургское общество заводчиков и фабрикантов, активно привлекало к своей работе интеллигентов. В юридическую комиссию Общества входили опытные юристы, которые не только осуществляли различные виды консультативной помощи, но и вели практические дела Общества, помогая в частности промышленникам обходить существовавшие в России правовые ограничения. В качестве экспертов (консультантов) Совет Общества довольно часто использовал технических специалистов, тесно сотрудничая в этих целях с Императорским техническим обществом. Участие интеллигенции в деятельности представительных организаций свидетельствовало, с одной стороны, о возрастающей потребности предпринимательских структур в сотрудничестве со специалистами, с другой — об изменении отношения части интеллигенции к предпринимательству как сфере деятельности, а также о переплетении, сближении интересов деловых кругов и столичной интеллигенции в условиях новых экономических реалий начала XX в.

В 1901 году Министерством финансов был утвержден Устав Северного банка, правление которого находилось в Петербурге. В том же году учреждено новое акционерное общество "Северный банк". Банк имел многочисленные отделения в различных городах империи — Баку, Воронеже, Твери и др. Отделение банка имелось на Калашниковской бирже в Петербурге. Среди учредителей были частные лица — российские и иностранные подданные: горные инженеры Н.С. Авдаков и В.В. Жуковский, коммерции советник А.А. Верт, французский гражданин М.Э. Верстрат и другие, а также две французские компании. Акционерами банка являлись купец И.Н. Харчев, потомственные почетные граждане К.С. Попов, В.В. Путцберг, А.А. Плеске.

В соответствии с распространенным историографическим стереотипом российскую интеллигенцию и представителей делового мира, чиновничьего аппарата, особенно применительно к началу XX в., принято жестко противопоставлять друг другу, отождествляя их с двумя непримеримо-враждебными полюсами общественно-политической борьбы[61]. С подобным взглядом перекликается мнение о том, что образование и навыки интеллигентов, находившихся на государственной службе, "оставались вне функций профессионального труда интеллигенции"[62]. Более того, как полагала В.Р.Лейкина-Свирская, привлечение "образованных кадров в управленческий аппарат не изменяло его бюрократических функций и не превращало квалифицированную часть чиновничества в одну из групп интеллигенции"[63].

Можно по-разному относиться к приведенному выводу, но сторонники различных точек зрения по данному вопросу должны, как представляется, сойтись в одном: та или иная трактовка взаимоотношений интеллигенции и высшей царской бюрократии, в том числе и в начале XX в., зависит, прежде всего, от того, как — узко или широко — понимается сам термин "интеллигенция". Исходя из такого понимания этого термина, которое не впадает в какую-либо крайность, следует признать, что грань, разделяющая интеллигенцию и высшую царскую бюрократию, почти неуловима.

В самом деле, как и интеллигенция, чиновничество, в том числе и первых 4-х классов, формировалось из представителей самых разных сословий, хотя и в том, и в другом случае удельный вес дворянской прослойки был по-прежнему значителен. Тем не менее, накануне Февральской революции по своему сословному происхождению не принадлежали к потомственному дворянству каждый третий министр и главноуправляющий, товарищ министра и директор департамента, каждый пятый присутствующий член Государственного совета (по назначению) и сенатор.

Подобно интеллигенции, личный состав правящей верхушки Империи отличался беспрецедентно-высоким уровнем образования. "Я хорошо знал раньше среду русской либеральной интеллигенции . Знал я и профессорский мир, и артистический, — вспоминал И.И.Тхоржевский, начинавший свою служебную карьеру в Государственной канцелярии. — Но те круги высшей либеральной демократии, с которыми я соприкоснулся впервые, сразу показались мне самыми культурными, самыми дисциплинированными и наиболее европейскими из всего, что было тогда в России"[64]. Это субъективное мнение подтверждается цифрами: к февралю 1917 г. более 90% представителей петроградского истеблишмента (члены Государственного совета, министры, сенаторы, товарищи министров и директора департаментов) имели высшее образование, причем среди всех перечисленных категорий сановников преобладали выпускники гуманитарных факультетов университетов. Весьма симптоматично, что лица, окончившие университеты, были самыми желательными кандидатами для заполнения служебных вакансий не только с точки зрения власти, но и по мнению ее либеральных оппонентов, один из которых, профессор Л.И.Петражицкий, считал, что "в области общего внутреннего управления" "желателен университетский тип воспитания"[65].