И еще весьма примечательный симптом: происходит как бы «мягкое» вхождение в атмосферу очередного «культа личности» - в институциональных, информационных, художественных и др. формах, атмосферу, столь привычную и комфортную для российского массового сознания.

Среди сложных и противоречивых процессов современного мира одно из основных мест занимают интеграционные и дезинтеграционные процессы. С одной стороны, несомненны качественно новый формат и все более быстрое развитие первых в расширяющемся «пространстве толерантности», с другой – обострение и радикализация вторых, часто связанных с самыми опасными формами нетерпимости.

Интеграционные процессы далеки от однозначности. Традиционные их формы часто имеют насильственный, «навязанный», иногда неоколониалистский характер. Современные добровольные их модели базируются на гуманистических, демократических принципах, нередко связаны с деятельностью наднациональных органов. На пути демократических форм интеграции множество препятствий разного рода. В том числе большой разрыв между бедными и богатыми странами, архаическая имперская психология, националистические и фундаменталистские настроения, стереотипы массового сознания и мн. др.

В наибольшей степени объединительные тенденции проявляются в развитых демократических странах. Впрочем, такое утверждение требует известных оговорок. Даже в интегрирующемся западном мире ряд стран затронут сепаратизмом. Испания, Канада, Англия, Франция, даже Италия – вот далеко не полный перечень таких стран. А на Востоке к ним относится, среди прочих, крупнейшая демократическая страна – Индия!

Серьезным препятствием на пути интеграционных процессов, кроме духовной и институциональной инерции, изоляционистских и националистических предрассудков, служит предвзятость и непримиримость времен «холодной войны». В мире, в том числе в России, широко распространен, имеет прочность предрассудка антиамериканизм, во многом обусловленный бессознательными мотивами зависти и скрытыми или явными комплексами. В американской жизни, действительно, многое заслуживает критики, но, с другой стороны, есть немало заслуживающего высочайшей оценки. Но дело совсем не в этом: существуют два императива современной культуры толерантности: во-первых, относиться к «другим» с пониманием и уважением, как минимум, терпимо, во- вторых, обращать критику прежде всего на самих себя.

Интеграционизм близок стремительно развивающимся сейчас процессам глобализации. Смысл и соотношение этих понятий в значительной мере конвенциональны. В данном контексте существенно другое. Во-первых, «необходимость перехода в условиях глобализации современного мира к новому типу социальных отношений, основанных на принципах плюрализма и толерантности». Во-вторых, то, что интеграционные и глобализационные процессы в своей значительной части объективны, поэтому противодействие им – дело достаточно безнадежное. Между тем весьма широкий размах приобрело антиглобалистское движение. Аргументы противников глобализации в какой-то части, вероятно, справедливы: глобализационные процессы очень противоречивы, различные их формы отличаются разной степенью реализуемости и позитивности. Но все же эти процессы в целом, несмотря на различные, нередко противоположные их оценки, скорее больше сближают, чем разъединяют людей.

Может быть, наиболее трудной формой глобализационных процессов является «ценностная глобализация», а между тем сближение различных этнокультурных ценностных систем, возможно, один из решающих интеграционных факторов. «Взращивание культуры толерантности в сфере взаимодействия культур, народов, цивилизаций в условиях глобализации не имеет альтернативы».

Перспективы социального согласия в существенной мере определяются именно возможностью координации различных ценностных ориентаций или хотя бы их взаимной толерантностью. Реален ли какой-то межкультурный, межгрупповой, межэтнический, межконфессиональный ценностный «общий знаменатель», на основе которого оказался бы осуществимым процесс ценностной «взаимодополнительности», и, в конечном счете, расширяющегося социального согласия? Такой «общий знаменатель» – предмет трудных поисков.

«Глобалистика ценна тем, - говорится в сборнике «Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности», - что вопреки всем видам расколотости человеческого рода она утверждает объективное существование его единства - единства исторических судеб, единства с природой Земли, единства мирохозяйственных связей и взаимозависимости политических процессов, науки, техники и культуры… Философия глобальных проблем апеллирует к становлению глобального сознания как к решающему фактору будущего мирового развития… Задача такой философии – найти средства преодоления существующих конфликтов и противостоять всем формам фанатизма и экстремизма, с одной стороны, а с другой – найти во всех имеющихся социальных, политических, идеологических и религиозных доктринах нечто общее и взаимосогласующееся, что позволило бы определить универсально приемлемые и взаимосогласующиеся цели и ценности и моральные принципы для всего «мирового сообщества».

Вероятно, идейной парадигмой поисков ценностного сближения может стать «мультикультурализм», т.е. фактически концепция «толерантности культур», стремящаяся преодолеть крайности ценностного абсолютизма и этноцентризма, с одной стороны, культурного релятивизма – с другой. Согласно этой концепции, следует терпимо, с уважением относится ко всем культурам и культурным различиям, но одновременно признавать транскультурные ценности, которые могут возникать локально и иметь местную специфику в различных культурах. «Мультикультурализм должен отбросить идею, что культурные ценности и идеалы правомерны только в рамках тех или иных культур, и напротив принять идею, что некоторые ценности и идеалы обладают транскультурной легитимностью… Сторонник мультикультурализма не обязан рассматривать как правомерные все культурно специфические идеалы и акции, а только те, которые не нарушают сам мультикультуральный принцип». А нарушает его, в частности, нетерпимость к другим народам, культурам, религиям, претензии на обладание единственной истиной. «Транскультурные ценности» в этом контексте, в сущности, не что иное, как общегуманистические принципы.

Конечно, как эти, так и многие другие ценности многозначны, что обусловлено культурными, этническими, социальными, религиозными, возрастными и др. различиями, даже различием их интерпретаций в рамках одной ценностной системы, а также убыстрившимися ценностными сдвигами и релятивизацией ряда ценностей.

И очень большая трудность состоит в том, чтобы многочисленные сложные аксиологические проблемы, как и собственно принципы «мультикультурализма», не открывали путь как к безграничной ценностной «плюрализации», так и к идее «равнозначности» ряда принципиально противоположных вещей, таких, как добро и зло, нравственность и аморализм, цивилизация и варварство, несмотря на частую неопределенность их границ. Ценностный нигилизм, может быть, был иногда «позволительной роскошью» в прошлом, утверждает английский социолог Р.Д.Мастерс, «но это несомненное безумие сегодня. В ХХI в. власть имущие вооруженные не мыслимыми до настоящего времени технологиями - смогут навязывать всему обществу любые прихоти и желания… Нигилист или релятивист не могут осуждать своекорыстных лидеров, которые используют расизм, национализм, религиозный фундаментализм для укрепления собственной власти ценой человеческих жизней. Вряд ли имеет смысл осуждать геноцид как явление, несовместимое с цивилизацией, если сама цивилизация лишена ценности».