Реформы Петра и секуляризация православной мифологии власти.

Петр Великий в свой реформаторской деятельности не мог уже опираться на прежнюю, православную мифологию власти. Он ввел в русскую политическую мысль идею государства как института, стоящего над монархом, что явилось началом крушения наместнической модели власти. Знаменательны слова, сказанные Петром пред Полтавской битвой: "Вы сражаетесь не за Петра, а за государство, Петру врученное (…), а о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, только бы жила Россия, слава, честь и благосостояние ее" [Костомаров, 1992, с. 605].

Свою деятельность Петр рассматривал не только как службу Царю Небесному, но и как службу Российскому государству. В связи с одной из своих побед над шведами он написал о себе как о слуге государства: "Я как начал служить, такого огня и порядочного действия наших солдат не слыхал и не видал" [Ключевский, 1989, с. 193].

Очень характерны и книги, которые царь отбирал в качестве учебных пособий для цесаревича Алексея Петровича. В "Наказе о воспитании цесаревича" велено "перевести Пуффендорфову малую книжицу "О должности человека и гражданина" на французский язык и в Голландии напечатать, дабы оное употреблять, яко введение в право всенародное и яко предверие Гроция, или Пуффендорфа же "О праве естественном и народном", из которого следует основание всех прав" [Карташев, т. 2. С. 325].

В самой постановке вопроса о приоритете чисто земной инстанции – государства над монархом заключена оппозиция христианскому пониманию иерархии власти: "Царь – наместник Христа". Отделение понятия государства от должности самодержца являлось во всех странах первым шагом на пути заката абсолютных монархий, основанных на божественном праве. Какое значение придавал Петр идее государства, видно, например, из того факта, что он пожертвовал одним из фундаментальных принципов неограниченных монархий – старшинством в наследовании престола. Как государственник он не мог допустить, чтобы недостойный сын или другое лицо, не обладавшее способностями к государственной деятельности, управляло Россией только в силу своего старшинства. Петр I ввел в российскую политическую мысль новую оценку личности самодержца, который должен был своими деловыми качествами соответствовать роли повелителя великой страны.

Показательно, что даже императорские регалии не были юридически собственностью царей. При организации Камер-коллегии в 1719 г. Петр I впервые включил в ее регламент параграф "О подлежащих государству вещах". Все императорские регалии (на тот момент царские) были признаны собственностью государства и выдавались царствующим особам "для временного употребления".

С петровской эпохи в России начался процесс десакрализации должности царя как наместника Христа. Естественно, православная мифология власти (как и сама православная церковь) не смогли служить идеологической опорой реформаторской политике Петра. Среди противников реформ черному и белому духовенству принадлежала одна из ведущих ролей. В делах Преображенского приказа процессы духовных лиц составляли около 20 %. Они обвинялись в поношении царя, его мероприятий, в разбрасывании подложных писем, распространении порочащих царя слухов и т.п. [Голиков. 1957, с. 128-164]. Петр же, памятуя о папских притязаниях патриарха Никона и о финансовом могуществе Церкви, стремился к ее нейтрализации.

Начал же император с моральной дискредитации церковной иерархии. Запретив иерархам в 1700 г. после смерти патриарха Адриана провести очередной Собор по избранию нового патриарха, он одновременно организовал альтернативную акцию – "всешутейший, всепьянейший и сумасброднейший собор", состоявший из ближних к царю лиц и пародировавший церковную иерархию. Тем самым была начата государственная кампания по искоренению клерикализма.

Антиклерикальная кампания идейно подготовила и административную ликвидацию старой церковной иерархии во главе с патриархом. С 1700 г. после смерти патриарха Адриана на его месте находился только местолюбитель и администратор патриаршего престола Стефан Яворский (кстати, тоже замешанный в деле царевича Алексея)

С 1720 г. с целью ликвидации патриаршества велось обсуждение "Духовного регламента" и шел сбор подписей правящих архиереев и иных духовных лиц, которые должны были его подписать наравне с сенаторами. Удалось собрать 87 подписей, в том числе всех правящих иерархов, кроме сибирского владыки [Русское, 1989, с. 245].

25 января 1721 г. "Духовный регламент" получил силу закона. Патриаршество было ликвидировано и учреждался высший коллегиальный орган – Духовная коллегия, позже – Святейший правительствующий синод. Для обеспечения надзора со стороны государства за деятельностью Синода вводилась должность обер-прокурора Синода. Высшая власть над Синодом принадлежала самодержцу – его председателю и "крайнему судии".

Активное участие в разработке церковной реформы Петра принимал архиепископ Псковский Феофан Прокопович. Это один из примеров личного влияния духовного лица на государственные дела, основанного на близости взглядов Петра и Феофана.

Феофан Прокопович вел светский открытый образ жизни. Ему доставляло наслаждение под покровительством Петра издеваться над бытовым и церковным мракобесием. В 1716 г. Феофан пишет своему другу: "Может быть ты слышал, что меня вызывают для епископства. Эта почесть меня также привлекает и прельщает, как если бы меня приговорили бросить на съедение диким зверям. Дело в том, что лучшими силами своей души я ненавижу митры, саккосы, жезлы, свещники, кадильницы и т.п. утехи. Прибавь к тому же весьма жирных и огромных рыб. Если я люблю эти предметы, если ищу их, пусть Бог покарает меня чем-нибудь еще худшим" [Каратшев, т. 2, с. 339].

Его своеобразная религиозная "ориентация" видна и в одном из доносов на него, относящимся к послепетровскому времени: " (…) 5. О святых мощах чудотворения, которые де в России ни были, вси де ложни, и верить им не надлежит, а которые де чудеса в книгах напечатаны, все ти неправедны суть (…) 14. Поклоны, умерщвление плоти или желез на плоти ношение ни к чему де негодная вещь и дурная, и никакой пользы, но вред телу и души творящая (…) 40. Мясо де есть во вся среды и пятниц, и в посты не грех (…) и сам есть, и всем домовни всегда есть велит же, и ядят явно" [Дело… 1882, с. 5-7].

Именно Феофан предпринимает попытку теоретически обосновать новую триаду "Бог – государство – самодержец". По существу это – эклектика из Священного писания и теории "Общественного договора", ставившая целью легитимизацию власти самодержца не только посредством божественного, но и естественного права. Меняет он и обоснование цели государственной власти: с достижения царства небесного и вечного спасения на то, что "всякая власть верховная едину своего установления вину конечную имеет – всенародную пользу" [Карташев, т. 2, с. 341].