Как апофеоз цезаропапизма прозвучали на Большом Московском соборе 1666 г. упомянутые слова Паисия Лигарида о том, что царь именуется Богом и имеет право на богоименование. В качестве иллюстрации этой русской модели цезаропапизма можно привести некоторые исторические факты и свидетельства. Иностранцы, посетившие Московское государство в XVI – XVII веках, свидетельствовали, что московиты "считают своего царя за высшее божество" [Масса, 1937, с. 68] или "считают царя почти за Бога" [Седерберг, 1873, с. 37]. Антоний Поссевино, римский дипломат, член ордена иезуитов, находившийся в Москве в период царствования Ивана Грозного, считал, что царь " (…) решительно хочет казаться чуть ли не первосвященником и одновременно императором. Можно сказать, что все это заимствовано от греческих императоров и патриархов, и то, что относилось к почитанию Бога, он перенес на православие самого себя" [Исторические… 1983, с. 80, 81]. Иоганн Георг Корб писал в конце XVII века: "Московиты повиновались своему государю не столько как поданные, сколько как рабы, считая его, скорее, за Бога, чем за государя" [Корб, 1906, с. 217]. Царь Федор Иоаннович первым из русских царей стал причащаться по священническому чину [Живов, Успенский, с. 63]. Царь Борис Годунов велел также изобразить себя на фреске с написанием своего имени – так, как изображают святых. Аналогичным образом появились изображения царя Алексея Михайловича [там же, с. 58], имевшего самое возвышенное представление о собственной власти и признавшего себя "наместником самого Бога на Земле" [Каптерев, 1912, с. 104].

Особенно наглядно власть царя как "наместника Бога" на земле проявляется в том факте, что у людей, умерших в государевой опале, хоронили вне кладбищ, как почивших нехристианской смертью. Утверждалось, что страшным, непрощаемым видом греха является преступление против царя; оно приравнивалось к преступлению против Бога. Тем самым политическое повиновение царю было полностью тождественно религиозному послушанию Богу. Царь-богочеловек присваивал себе функции судьи от имени небес и обладал властью, сопоставимой с властью Бога.

В письме к провинившемуся по службе князю Григорию Ромодановскому царь Алексей Михайлович прямо приравнивал должностное повиновение своей особе и религиозное повиновение Богу [Богданов, 1997. С. 237, 238]. Воевода, не приславший вовремя полк рейтар и полк драгун, объявлялся "врагом креста Христова", а его повинность – "сатанинскою". Далее царь вопрошал: "Кого не слушаешь? Перед кем лукавствуешь? – Самого Христа явно облыгаешь (…) его теряешь!" Послание заканчивалось утверждением, что царь, как "наместник Христа" "Божии дела и наши, государевы, на всех сторонах полагает смотря по человеку". Таким образом, царь констатировал, что в его власти не только государевы, но и Божии дела. Отсюда вытекало, что он считает себя, как и Иван Грозный, владыкой человеческих душ и воплощенным Мессией.

Именно при царе Алексее Михайловиче была закреплена практика царского согласия в делах подбора и поставления на все иерархические и приходские места. "Егда хощет кто, диакон, или пресвитер, или игумен, или архимандрит поставлятися, тогда пишет челобитную Царскому Величеству и просит повеления, чтобы хиротонисали его митрополит или архиепископ. И царским повелением на той челобитной подпишут: "По указу государя царя, его поставити и попом, или диаконом, или иного чину, кто во что поставляется". И аще хиротонисают их царским словом. И егда митрополит или архиепископ хиротонисает, тогда дадут наставленную грамоту и пишут: хиротонисася диакон или поп повелением государя царя, а не по заповеди Божией и не по правилам св. апостол и св. отец", - так описывал эту практику патриарх Никон (цит. по: [Карташев, т. 2, с. 198]). И он же резюмировал: "Царь Алексей Михайлович чин святительский и власть церковную воспринял на ся" [там же, с. 196].

Любопытно, что именно патриарх Никон предпринял первую и единственную попытку поставить власть священства выше власти царства. "Священство не от человек, ни человеком, но от самого Бога, и древнее и нынешнее, а не от царей (цит. по: [Карташев, т. 2 с. 195] ), - так он развивал папоцезаристские идеи, опираясь на учение Папы Григория Великого. Однако не теологические построения лежали в основе русского папоцезаризма, а огромное экономическое могущество Церкви, достигшее апофеоза к середине XVII века. К тому же времени был выбран и удобный политический момент заинтересованности царя в поддержке со стороны церкви. В это время умом Алексея Михайловича завладела идея восстановления Греческой империи под своим владычеством. В грамоте на Афон 1666 г. царь просил прислать ему "Судебник да Чиновник всему царскому чину прежних благочестивых греческих царей". Алексей Михайлович начинал верить, что пришло время, когда Третий Рим возродится в самом Цареграде. На прощальной аудиенции митрополита Антиохийского Макария царь заявил: "Молю Бога, прежде, чем умру, видеть его (т.е. Макария. – М.А.) в числе четырех патриархов служащим во св. Софии и нашего патриарха пятым вместе с ним" [Карташев, т.2, с. 123]. Депутации греческих купцов он пообещал принести "в жертву свое войско, казну и даже кровь свою для избавления" [там же]. Можно констатировать, что царь Алексей Михайлович видел себя "единым вселенским православным царем всех христиан", преемником византийских василевсов.

Патриарх Никон одобрял эти идеи и при своем поставлении в патриархи в 1652 году просил Бога содействовать замыслам Алексея Михайловича и быть ему "на вселенной царю и самодержцу христианскому" [Карташев, т.2, с. 123]. Следовательно, Никон первоначально одобрял и ту полноту светской и духовной власти, которой обладал "вселенский православный" царь в качестве "наместника Христа". В связи с планами царя особую политическую актуальность приобрел вопрос о ликвидации ралигиозно-обрядовых противоречий между Русской и Греческой церквами. Как православный царь мог править в Константинополе, если между церквами имелись серьезные канонические расхождения? Именно для проведения церковной реформы и был востребован такой энергичный человек как Никон. Царю был необходим решительный сторонник его идеи о превращении русского царства во вселенское, и именно этим можно объяснить то, что в 1653 г. царь дал патриарху клятву слушаться его, как главного архипастыря и отца во всем, что тот будет возвещать о догматах Божиих и о правилах [Карташев, т. 2, с. 133]. Однако совсем мало времени потребовалось царю, чтобы уразуметь, что папоцезаристкие поползновения Никона противоречат его замыслам стать полновластным вселенским царем. Уже в 1657 г. Никон сделался для царя "мужиком, невеждой, б. сыном" [Карташев, т. 2, с. 144]. Будучи творением рук царя Алексея Михайловича и лишившись его поддержки, этот патриарх потерял свой сан.

Поэтому суждение, прозвучавшее на Всероссийском поместном соборе 1917 г. – 1918 годов о том, что Православие в Российской Империи переродилось в цареславие, уместно распространить и на допетровские времена Московского государства.