Предпочитая слову дело,

Я покидаю Петроград:

Здесь в Думе только говорят,

А это мне осточертело![14]

Пуришкевича не удовлетворяло, что в Петрограде вместо реальной помощи фронту занимаются политикой, «сводят счеты, распускают слухи, сочиняют резолюции, не понимая, что нужна не шумиха политических резолюций, а муравьиная неустанная работа для армии»[15].

Оставив на время активную политическую деятельность, В. М. Пуришкевич поступил в начале сентября 1914 г. в распоряжение Красного Креста и был откомандирован в распоряжение октябриста А. И. Гучкова. Однако уже через две недели он вышел из отряда Гучкова, расценив деятельность последнего как исключительно рекламную, и создал свой собственный отряд[16]. 10 ноября 1914 г. во главе санитарного поезда Красного Креста он выехал на фронт[17]. Вместе с Пуришкевичем помогали раненым воинам его супруга Анна Николаевна, спешно прошедшая курсы сестер милосердия, и два его сына — Всеволод и Вадим, воспитанники младших курсов училища правоведения. В задачи поезда входили не только оказание помощи раненым воинам и их эвакуация, но и доставка теплых вещей и пиши на передовые позиции. Основной работой Пуришкевича совместно с другими правыми, работавшими с ним на этом поприще в разное время, было устройство питательных пунктов и лавок как для военнослужащих, так и для беженцев, а зачастую и для местного населения, пострадавшего в результате военных действий. Поезд состоял из аптечных вагонов, вагонов-лавок, питательных вагонов, вагона-бани и вагона-читальни. Кроме того, в поезде был устроен вагон-церковь, в котором молодой иеромонах о. Николай совершал богослужения.

По сообщению «Нового времени», поезд Пуришкевича был, в силу отличной организации и технической оснащенности, чуть ли не единственным составом, оказывающим реальную помощь раненым воинам на передовых позициях в первый год войны[18].

За три с половиной года своей деятельности отряд Пуришкевича побывал в расположении войск генералов В. И. Гурко, П. И. Мищенко, С. М. Шайдемана, В. М. Безобразова, А. Я. Драгомирова и многих других[19].

В. М. Пуришкевич позже признавался, что он «стоял впереди всех организаций < .> работал с отрядом по 5—6 дней, не раздеваясь, спя в 1-й период войны в собачьих конурах, в заброшенных избах, зимою без стекол, в товарных узкоколейных вагонах на полу зимой .»[20]. Но присущая Пуришкевичу активность и деятельность вскоре принесли свои плоды. Его санитарный поезд получил славу как лучший. Так, дочь видного русского историка С. Ф. Платонова Н. С. Краевич в письмах матери отмечала, что ее муж Б. К. Краевич «страшно доволен» тем, что ему удалось перевестись к «генералу» (Пуришкевич являлся действительным статским советником, т. е. «штатским генералом»), как в шутку называли Пуришкевича, отмечая, что дело организовано у него на самом высоком уровне[21]. Пуришкевича буквально заваливали письмами с просьбами принять в свой отряд люди совершенно разных политических убеждений[22]. Газеты пели ему дифирамбы, солдаты и офицеры искренне благодарили.

С неподдельным восторгом о санитарном отряде Пуришкевича отзывались протопресвитер русской армии и флота о. Г. Шавельский, Ю. В. Ломоносов, Н. А. Энгельгардт[23]. А посетивший поезд Пуришкевича в мае 1916 г. Николай II писал императрице: «Это не санитарный поезд — в нем 3 вагона с библиотекой для офицеров и солдат и полевая аптека, очень хорошо оборудованная и рассчитанная для обслуживания трех армейских корпусов < .> Удивительная энергия и замечательный организатор! В этом поезде совсем нет сестер, одни мужчины»[24]. Впрочем, были в отряде и сестры, но, по выражению самого Пуришкевича, только «идейные». Государь император, выслушав доклад В. М. Пуришкевича о деятельности отряда, выразил свое глубокое удовлетворение и объявил Пуришкевичу благодарность[25]. Легендарный поезд Пуришкевича также удостоился посещения и других августейших особ — королевы Румынии, которая, согласно газетному сообщению, отзывалась о нем весьма лестно,[26] и великого князя Михаила Александровича с супругой.

Даже советский автор С. Любош в книге «Русский фашист Владимир Пуришкевич» признавал, что санитарный поезд Пуришкевича «был одним из лучших и приносил много облегчения тем войсковым частям, к которым он попадал»[27].

И если до войны имя Пуришкевича, уже являясь нарицательным, ассоциировалось прежде всего с инициируемыми им скандалами и имело для большинства явно негативную окраску, то по ходу ее ситуация заметно менялась. «Слово „Пуришкевич» в русской армии сделалось нарицательным именем, — писал побывавший на передовых позициях корреспондент газеты «Бессарабия», — и чтобы указать хорошую постановку дела, обыкновенно говорят: „как у Пуришкевича»«.[28]

Следует отметить, что некоторый опыт подобной деятельности у Владимира Митрофановича уже был. В 1898 г., являясь председателем Аккерманской уездной земской управы, он сумел с большим успехом справиться с голодом, привлекая пожертвования и организуя общественные работы. Так что, пожалуй, неудивительно, что со свойственными ему нахрапом и энергией Пуришкевич мог достать для своего поезда практически все необходимое. Если же на позициях выяснялось, что что-то необходимое в поезде отсутствует, то Пуришкевич, как правило, оставлял свой отряд на несколько дней и снова возвращался с одним-двумя вагонами, нагруженный и веселый. Репортер «Нового времени» отмечал, что в санитарном поезде были все необходимые медикаменты, многие из которых невозможно было достать даже в столице. «Никто достать не может, а он достает. На то он и Пуришкевич .» — смеялись офицеры[29].

«Поистине этот человек творит чудеса на пользу ближних. И если вспомнить, что делается в тылу, как люди грабят здесь друг друга, то невольно преклоняешься перед В. М. Пуришкевичем и пожелаешь ему от чистого сердца много лет в добром здравии поработать на благо России. Мы, бессарабцы, в особенности должны им гордиться, ибо он наша плоть и кровь», — писала о деятельности В. М. Пуришкевича газета «Бессарабия»[30].

Отряд Пуришкевича, известного своим антисемитизмом и подозрительным отношением к другим «инородцам», был интернациональным! Этот факт упомянул на суде, учиненном большевиками в 1918 г., сам Пуришкевич, что, правда, можно было бы расценить как попытку закамуфлировать антисемитскую составляющую черносотенства.[31] Но наличие в отряде лиц самых разных национальностей, в том числе и евреев, подчеркивал и корреспондент газеты «Бессарабия», посетивший поезд Пуришкевича. В статье за подписью «Бывший на фронте» отмечалось: «Поставив себе за правило никому не отказывать, организации Пуришкевича не делают различия между национальностями: здесь служат русские, поляки, евреи, магометане, киргизы, японцы и друг.».[32]

Едва ли Пуришкевич в одночасье возлюбил евреев и поляков (хотя отношение к полякам в годы войны у него определенно меняется в лучшую сторону), которых еще совсем недавно поносил в своих речах. Скорее всего, ставка была сделана на поднятие престижа правых (и прежде всего собственного) среди населения, и в этом контексте можно допустить, что Пуришкевич действительно «камуфлировал» свой антисемитизм, но не только на словах, а и на деле.