Пуришкевич был одним из инициаторов так называемого «академического движения». Оно объединяло студентов, видевших в высших учебных заведениях храмы науки, а не политические клубы. Девизом академических корпораций было «Наука и Отечество». Первая академическая корпорация в Петербурге возникла осенью 1908 г., когда группа монархически настроенных студентов Горного и Политехнического институтов обратилась за содействием к Пуриш-кевичу. Он пригласил их собраться в помещении Союза Михаила Архангела и обсудить наболевшие вопросы студенческой жизни. Пуришкевич обеспечил академистам помощь крупных правительственных чиновников, членов Государственного совета, представителей высшего света.

Впоследствии, описывая историю развития академического движения, Пуришкевич подчеркивал: «Первая его организация была сколком с монархических организаций . сколком с отделов Союза русского народа, Союза Михаила Архангела». Затем лидеры черной сотни решили придать корпорациям внепартийный облик, рассчитывая, что в таком виде они привлекут гораздо больше студентов. Оборотной стороной было проникновение в корпорации молодежи с самыми различными взглядами. В скором времени в академическом движении выделились «пассивные академисты» — аполитичные студенты, «неоакадемисты» — близкие по взглядам к октябристам, «палатники» — ориентировавшиеся на Главную палату Союза Михаила Архангела.

Пуришкевич рассчитывал на академистов как на основной контингент борцов со студенческими волнениями. Обстановка в высших учебных заведениях вызывала у него острую тревогу. В своих статьях он обращал внимание правительства на преступный «профессорский заговор», направленный на моральное разложение студенчества, и на безнаказанность революционной пропаганды в стенах университетов. Либеральная общественность воспринимала его статьи как неприкрытые доносы — фактически они и были доносами с точным указанием имен и обстоятельств произнесения тем или иным преподавателем крамольных слов. По сути, Пуришкевич наладил целую сеть осведомителей из студентов-академистов.

Упреждая студенческие выступления, Пуришкевич произнес речь на тему о школьной подготовке второй русской революции. Его речь, наполненная самыми грубыми выпадами, продолжалась три дня в марте 1910 г. Уже после первого дня председатель III Государственной думы Н. А. Хомяков, потерявший власть над бурлящим от негодования залом, подал в отставку. Его преемнику на председательском месте пришлось удалить из зала заседаний одного за другим семь депутатов, чтобы Пуришкевич смог закончить свое выступление. Возмущение выплеснулось далеко за пределы Таврического дворца. Студенческие сходки практически всех университетов и институтов страны приняли резолюции протеста против клеветнической речи черносотенного лидера. «Студенческий мир» писал: «С ничтожной фигуры нравственно-помешанного дегенерата и его выходки внимание студенчества тотчас же перенеслось на общественный смысл свершившегося . И мы уверены, что если кому и помог г. Пуришкевич своим сверхусердием, то не вдохновителям своим, а делу защиты автономной школы». Даже фракция крайне правых приняла решение подвергать цензуре выступления Пуришкевича на университетскую тему.

Пуришкевич совершенно спокойно переносил всеобщее возмущение. Он любил говорить, что левые действуют как схваченные за руку жулики на ярмарке, сразу поднимающие крик «Держи вора!». Он предрекал массовые студенческие волнения, которые станут прологом новой революции. Уже осенью он констатировал, что его правота полностью подтвердилась. Пуришкевич требовал суровой расправы с взбунтовавшимися студентами. «Во главе высшей школы, — говорил он, — должен стать диктатор для упорядочения университетской жизни и оздоровления профессорского состава». После студенческих выступлений, продолжавшихся почти весь осенне-зимний учебный 1910/11 год, наступило затишье. Однако Пуришкевич считал, что крамола в стенах университетов отступила только на время.

Он разработал целый комплекс мер, призванных укрепить спокойствие в системе народного образования. От его программы веяло откровенным обскурантизмом. Хотя страна остро нуждалась в кадрах интеллигенции, Пуришкевич считал необходимым сократить количество учебных заведений и численность студентов — «я скажу, что всякое создание нового университета есть шаг к облегчению появления революции на окраинах».

Наметившаяся во взглядах В.М. Пуришкевича на роль Государственной Думы эволюция не осталась незамеченной. Первыми на это внимание обратили его бывшие соратники - дубровинцы. В одной из передовиц «Русского знамени» отмечалось: «Вперед и вперед по части парламентаризма в государственной думе. Грустно удостоверить, что называвшиеся когда-то правыми членами государственной думы, энергично сперва боровшиеся против укрепления конституционного начала ныне сдают позиции по всем пунктам. Уже в конце третьей думы правая фракция объявила себя солидарною со всею левою половиною в признании народного представительства . Монархисты г.г. Марков и Пуришкевич показали наглядно свое маргариновое достоинство. Эта эволюция знаменательна . В 1905 г. и они протестовали против уличных беспорядков, а теперь уже успели проникнуться прогрессом и подобно тому, ,как в государственной думе примкнули они к прогрессистам признанием народного представительства, несомненно, также примкнут для прогрессивности к баррикадистам». В этом пассаже, в манере, «столь характерной в тогдашней России для общения между вчерашними политическими союзниками, степень «прогрессивности» Маркова и Пуришкевича была явно преувеличена,, но все же дубровинцы оказались более проницательны, чем, к примеру, корреспондент кадетской «Речи», полагавший, что Пуришкевич может высказаться в пользу Народного представительства только в пьяном состоянии.

Адаптация В.М. Пуришкевича к публичной политической деятельности не могла не примирить его с законодательным народным представительством. Другое дело, что «привычка» к Думе формировалась под влиянием тактических, а отнюдь не доктринальных, соображений. В данном отношении вряд ли есть основания полагать, что Пуришкевич заметно выделялся на общем консервативном фоне предвоенной России, для которого, по мнению М.Н.Лукьянова, также было характерно сочетание «архаичности идеологических установок» с «готовностью использовать: новейшие по тому времени политические технологии: массовые политические организации, массовую прессу, парламентскую трибуну».

Что касается поведения В.М.Пуришкевича в стенах Таврического дворца, то оно не претерпело существенных изменений. Впервые в «своей парламентской практике он начал работать в думских комиссиях: бюджетной, о неприкосновенности личности, для рассмотрения дела о привлечении к ответственности члена Государственной Думы А.М.Колюбакина (первая и вторая сессии); по запросам, о мерах борьбы с пожарами (третья - пятая сессии); .для рассмотрения законопроекта об уставе и штатах университетов (третья сессия). Но кропотливая комиссионная работа не была стихией Пуришкевича, его как магнитом притягивал общий зал заседаний. В период деятельности третьей Думы он довольно часто (170 раз) и подолгу выступал с думской трибуны, входя в первые четыре сессии в десятку наиболее активных ораторов. И вновь не было равных ему по части думского скандала: 1092 раза он прерывал выступления других депутатов (из 6914 подобных эпизодов, происшедших в третьей Думе) , получил 251 замечание за свое поведение от председательствующих (из 2788), трижды лишался слова (из 30), 9 раз он удалялся из зала заседаний (из 39), пропустив в качестве наказания 50 заседаний (из 222).