Пуришкевич, которым возмущалось культурное общество, был, без сомнения, выдающимся оратором. Он всегда владел вниманием слушателей, не смущаясь ехидными репликами и замечаниями. Внимательные наблюдатели догадывались, что за маской скандалиста скрывается изворотливый политик. Секретарь II Государственной думы кадет М. В. Челноков описывал в частном письме типичное заседание: «На кафедре беснуется Пуришкевич. Он говорит очень недурно, бойко, нахально, острит, безобразничает и вызывает гомерический хохот аудитории . Вообще, Пуришкевич человек опасный, вовсе не такая ничтожная величина, как принято думать». Пуришкевич словно поставил перед собой задачу спровоцировать коллег на резкие реплики и выступления, которые должны были убедить правительство в невозможности конструктивной работы с Думой.

Когда был поднят вопрос о тяжелом положении политических заключенных, Пуришкевич заявил: вполне естественно, что условия у заключенных должны быть более тяжелыми, чем, например, у лиц, не заключенных в тюрьму по ошибке — при этом он широким жестом показал на левую часть зала. В противовес этому запросу правые депутаты потребовали осудить политические убийства. Стенограмма заседания донесла отзвук борьбы, которая развернулась по этому поводу. Взошедший на трибуну Пуришкевич взволнованно сообщил: «Я получил телеграмму из Златоуста с известием о том, что там убит председатель Союза русского народа (смех слева). Семья осталась без куска хлеба (смех слева. Голоса правых: «Смейтесь! Стыдно, стыдно!») . К каким бы партиям мы ни принадлежали, Государственная дума, как высшее законодательное учреждение, не смеет откладывать рассмотрение подобного рода вопросов (шум)». Председатель: «Я призываю вас к порядку». Пуришкевич: «Я призываю к порядку Думу».

Впоследствии Пуришкевич отдал долг памяти всем погибшим в борьбе с революцией. Он издал «Книг}' русской скорби», в которую были включены сведения о высокопоставленных чиновниках и рядовых полицейских, павших от рук террористов. Вместе с тем, осуждая политические убийства, Пуришкевич ни словом не обмолвился о том, что Союз русского народа также занимался террористическими актами.

Пуришкевич часто выступал по аграрному вопросу. Подобно всем собратьям-помещикам по правому лагерю, он доказывал, что конфискация дворянских поместий практически ничего не даст крестьянам, так как понизит культуру земледелия, уничтожит хлебный экспорт и лишит твердого заработка цаемных сельскохозяйственных рабочих. Он предсказал, что нарушение принципа частной собственности в отношении дворянского землевладения неизбежно будет перенесено на другие сословия. Пуришкевич предупреждал крестьянских депутатов, что программы революционных партий предусматривают коренную ломку всего быта деревни, хотя по тактическим соображениям революционеры не акцентируют внимания на этих вопросах. Обращаясь к Думе, Пуришкевич говорил: «Пора забыть Пугачева и Стеньку Разина, мысли о которых многие лелеют в своей груди . наша задача — не мутить народ, не совращать массы, этого большого ребенка, которому кинули кусок, говоря: вот тебе дадут землю, а не получишь — иди режь и грабь»[3].

По мнению черносотенцев, преступный облик II Государственной думы окончательно выяснился уже через месяц после начала ее работы. Не добившись одобрения правительственной декларации, П. А. Столыпин отдал распоряжение подготовить новый избирательный закон. По свидетельству очевидцев, министры и правые депутаты вели себя как участники общего заговора. Члены правительства в Думе демонстративно раскланивались только с «пуришкевичами» и «крушеванами». Лидеры черной сотни, безусловно, были посвящены в замыслы правительства и оказывали ему посильное содействие. Оппозицию взволновал таинственный крест, появившийся в газете «Русское знамя». Когда хроникер одной из петербургских газет спросил Пуришкевича, что означает этот крест, тот ответил: «Этим крестом Союз русского народа отдает одно важное распоряжение всем 800 отделам в провинции». Действительно, секретный циркуляр Главного совета предписывал всем черносотенным организациям присылать на высочайшее имя телеграммы с мольбой о разгоне мятежной Думы.

1 июня 1907 г. Столыпин выступил в Думе с неожиданным заявлением о раскрытии военного заговора, в котором якобы были замешаны члены социал-демократической фракции. Думе был поставлен ультиматум: лишить депутатской неприкосновенности 16 и отстранить от заседаний 55 депутатов. Премьер-министра на думской кафедре немедленно сменил Пуришкевич, который потребовал предать изменников военному суду и повесить через 24 часа. 3 июня 1907 г. Дума, отвергнувшая ультиматум, была распущена. Пуришкевич лишился своего депутатского мандата.

Пуришкевич был одним из основателей Союза русского народа. И он же был одним из главных виновников раскола этой крупнейшей черносотенной организации. Его личные отношения с председателем Главного совета А. И. Дубровиным всегда были натянутыми. По своей натуре Пуришкевич просто не мог не стремиться к лидерству. Ему удавалось сдерживать эмоции в наиболее тяжелый для правых период, но они тотчас же проявились, когда воцарилось относительное спокойствие. Телефонные разговоры между председателем и его товарищем теперь заканчивались отнюдь не дружескими словами. Об этом немедленно разузнали журналисты. Вожди союза пытались скрыть свои разногласия и в конце ноября 1907 г. опубликовали совместное заявление, в котором говорилось, что их личные отношения «влиять на дела союза не могут, как бы дурны эти отношения ни были». Тем не менее в декабре Главный совет отменил полномочия Пуришкевича. Он проиграл внутрипартийную борьбу и в результате разногласий с А. И. Дубровным покинул СРН и основал собственный союз — Русский народный союз имени Михаила Архангела (РНСМА) (1908), став председателем его Главной палаты. Во главе союза стояла Главная палата; структура местных организаций примерно соответствовала структуре Союза русского народа. Союз Михаила Архангела никогда не достиг по численности своего старшего собрата. Активных, действовавших отделов было не более 50. В уставе организации подчеркивалось, что требования по аграрному, рабочему и другим важнейшим вопросам полностью совпадают с программой Союза русского народа. Единственное различие заключалось в том, что новый союз признавал необходимость существования законодательных учреждений.

Рассматривая причины раскола в Союзе русского народа, октябристы отмечали, что, не в пример Дубровину, «Пуришкевич отстаивал необходимость планомерной борьбы с левыми конституционным, парламентским путем». Эта оценка страдала преувеличением. На самом деле Пуришкевич оставался сторонником самодержавной монархии, и устав Союза Михаила Архангела подчеркивал, что Манифест 17 октября вовсе не превращает царя в конституционного правителя. Пуришкевич, как и его коллеги по фракции крайне правых и деятели «обновленческого» течения, не одобрял экстремизма дубровинцев. Однако, заседая в Думе, он не изменил своего мнения о неприемлемости для России западной модели парламентаризма.