2 декабря 1917 г. на заседании Поместного собора был принят специальный акт — «О правовом положе­нии Российской православной церкви». Он явился од­ним из основных итогов первой сессии Поместного со­бора, заседавшего в Москве еще с августа. Хотя в цент­ре внимания собора были вопросы собственно «церков­ного обновления», но по мере обострения ситуации в стране его деятельность приобретала все более поли­тизированный характер. С лета и особенно осенью 1917 г. на страницах церковной прессы, в проповедях духовенства нарастает волна «обличения» и «опровержения» социализма; большевиков обвиняют во «вреди­тельстве», «предательстве Родины» и т. п.

Приступая к обсуждению законопроекта «О право­вом положении Российской православной церкви», чле­ны Собора исходили из предположения, что «нынешние власти» не продержатся более одного-двух месяцев. А потому предлагали сохранить «первенствующее поло­жение» православной церкви среди других религиозных объединений; объявить церковный календарь государ­ственным, а церковные праздники выходными днями; установить порядок, при котором «глава государства», министры просвещения и исповедания должны быть в обязательном порядке православного исповедания; вве­сти во всех учебных заведениях преподавание закона божьего; отчислять ежегодно на нужды православной церкви средства из государственного бюджета. Иными словами, ориентир был на сохранение «союзнических отношений» православной церкви с государством и ее «особого» положения в обществе, на расширение, преж­де всего для нее, «свободы действий».

О желательности установления именно таких церковно-государственных отношений говорил, к примеру, на Соборе С. Н. Булгаков: «Законопроект вырабатывался именно в сознании того, что дол­жно быть, в сознании нормального и достойного положения церкви в России. Наши требования обращены к русскому народу через го­ловы теперешних властей. Конечно, возможно наступление такого момента, когда церковь должна анафемствовать государство. Но, без сомнения, этот момент еще не наступил».

31 декабря эсеровская газета «Дело народа» сооб­щает о намерении правительства в ближайшее время рассмотреть проект декрета об отделении церкви от государства, и здесь же излагается его содержание: религия объявляется «частным делом гражданина», при­знается право каждого исповедовать или не исповедо­вать религию, запрещается какое-либо ограничение «свободы совести», не допускаются церковные обряды и преподавание «религиозных предметов» в государст­венных учреждениях и учебных заведениях, «церковные и религиозные общества» лишались прав владения соб­ственностью и прав юридического лица, а имущество их поступает в собственность государства», как иму­щество приходов, так и церковные здания передавались в ведение «волостных, земских и городских самоуправлений», отменялись и религиозные клятвы и присяги, а «духовные лица» отстранялись от записей актов гражданского состояния.

Полностью или в изложении проект декрета опубли­ковала и церковная пресса. Таким образом, верующие и неверующие, религиозные организации получили пред­ставление о направленности государственной «церков­ной политики» и возможность высказать свое мнение о ней.

Среди иерархии и духовенства православной церкви превалировало отрицательное отношение к проекту, ко­торый рассматривался как акт, узаконивающий «гоне­ние» на религию и церковь, как «угроза» всякому сво­бодному волеизъявлению в вопросах религии. Именно поэтому первое же заседание второй сессии Поместно­го собора, открывшейся 20 января 1918 г., было посвя­щено выработке мер «противоборства» действиям вла­стей и защиты «церкви Божией». Тогда же было огла­шено на Соборе и патриаршее послание к духовенству и верующим. В нем через библейские аллегории и эзо­пов язык проглядывает откровенный призыв к непри­знанию и неподчинению советской власти, отвержению всех ее актов, касающихся церкви. Тихон анафемствовал (проклинал) и власть, и тех, кто проводил и ис­полнял ее постановления или хотя бы сочувствовал ей. И на Соборе и вне его послание было воспринято как антибольшевистское, антиправительственное.

Известие о патриаршей анафеме «врагов церкви и государства» сообщается верующим через посланников Собора. Они зачитывали его в храмах, толковали смысл аллегорий, призывали к сплочению «воедино» ради под­держки патриарха и защиты церкви. К вечеру о посла­нии Тихона стало известно в Петрограде. Ближе к ночи созывается заседание Совнаркома. На нем нарком юстиции И. 3. Штёйнберг (левый эсер) и заведующий от­делом Наркомюста М. Рейснер представили проект дек­рета «О свободе совести, церковных и религиозных об­ществах». С учетом ряда ленинских поправок и допол­нений декрет принимается, а наутро, 21 января, текст его публикуется в газетах «Правда» и «Известия».

Принятый декрет подтверждал верность принципи­альным положениям «церковной политики» Советского государства, проводимой с Октября 1917 г., и вместе с тем он становился «инструментом», с помощью которого общество «очищалось» от сохранявшихся еще феодально-буржуазных ограничений свободы совести, ког­да, по словам В. И. Ленина, «церковь была в крепост­ной зависимости от государства, а русские граждане были в крепостной зависимости у государственной церк­ви, когда существовали и применялись средневековые, инквизиторские законы, преследование за веру или за неверие, насиловавшие совесть человека .».

Декрет отменял всякую дискриминацию граждан в связи с их отношением к религии, провозглашал свет­скость государства и школы; устранял ранее существо­вавшее деление религиозных организаций на «господ­ствующие», «терпимые» и «гонимые» — все они стано­вились равноправными «частными обществами», кото­рые образуются на добровольных началах и содержат­ся за счет верующих; создавал правовые, организаци­онные и материальные условия, когда каждый гражданин мог свободно определить свое отношение к рели­гии и поступать сообразно своим убеждениям. Можно сказать, что в январе 1918 г. Россия встала вровень с наиболее передовыми буржуазными государствами того времени, которые в своих конституционных актах закрепляли принцип свободы совести. Но не только. Она сделала еще один и очень принципиальный шаг вперед, гарантируя не только право на веру, но и пра­во не иметь религиозных убеждений, быть атеистом.

Обращаясь сегодня к осмыслению декрета как ча­сти ленинского наследия, следует учитывать конкретно-исторические условия, в которых он был принят. В. И. Ленин считал, что необходимость декретов этого периода вызывалась потребностью наметить пути социа­листического строительства, причем он допускал, что что-то в них может оказаться невыполнимым, ошибоч­ным, не выдержит испытания временем. Соответствен­но н декрет об отделении церкви от государства не ста­вил задачи разрешить все проблемы, связанные с пра­вовым положением религиозных организаций в социа­листическом обществе. И это понимали, и об этом говорили те государственные деятели, которые имели непосредственное отношение к реализации декрета в жизнь, и в те годы никто не помышлял о его «непогре­шимости» и «незыблемости».