1.2 Историческая ситуация в Северном Причерноморье на рубеже VI-V вв.

В конце VI в. в Северном Причерноморье произошло крупное военно-политическое событие, поменявшее ход исторического развития как населявших его местных племен, так и самих греческих полисов. По всей видимости, в 519 г. или чуть позже Дарий I Гистасп, недавно ставший владыкой мощной персидской державы, с огромным войском переправился через Босфор и вторгся в пределы Фракии. Пройдя через земли фракийцев, он навел понтонный мост через Дунай, переправил по нему свое войско и повел его против скифов. Судя по отсутствию каких бы то ни было разрушений в самой Ольвии, на Березани и на многочисленных поселениях обширной ее хоры, поход персов никак не затронул Ольвийский полис: Дарий либо пощадил город, либо - что скорее - прошел стороной или вовсе не дошел до него.

Тем не менее скифский поход Дария опосредованно отразился и на судьбе Ольвии.

Как бы ни оценивать социальную структуру Скифского царства той эпохи, оно обусловило на рубеже VI-V вв. те внешнеполитические сдвиги, которые и привели к зарождению качественно новых процессов в среде северопонтийского эллинства. Отправным рубежом этих изменений явилась победа над войском Дария I, одержанная царскими скифами. После этого скифские правители резко меняют свою политику, перейдя к экспансии в сопредельные земли[19].

Не миновала скифская экспансия и Ольвии. Подчинив себе Лесостепь и постоянно воюя с фракийцами, скифы перекрыли традиционные пути пополнения варварского зависимого населения Ольвийского полиса, в итоге чего из состава его лепной керамики исчезли карпато-дунайские и Лесостепные элементы[20]. Не случайно именно в это тревожное время Ольвия обносится кольцом оборонительных стен.

Можно предположить, что вооруженная конфронтация ольвиополитов со скифами имела место лишь на первой стадии скифской экспансии, когда основные силы номадов были отвлечены борьбой с не менее воинственными и сильными фракийцами. Вероятно, после заключения где-то в 80-х годах V в. до н. э. мирного соглашения между теми и другими, воплотившегося в династийном браке скифского царя Ариапифа с дочерью владыки одрисов Тереса[21], руки у скифских правителей в этом регионе были развязаны, и они окончательно подчиняют полисы Поднестровья и Ольвию своему диктату, после чего положение стабилизируется, о чем речь впереди.

Итак, в Северном Причерноморье в V в. сложились два типа государственных структур: с одной стороны, Никоний, Тира, Ольвия, Керкинитида, которые пошли по пути развития к классическому греческому полису, с другой - города Боспора, консолидировавшиеся в надполисное территориальное единство. При всех кардинальных различиях у них - особенно на начальном этапе - прослеживается много схожего. Во-первых, там и там импульсом и катализатором процесса послужило резкое изменение внешнеполитической обстановки - возникновение угрозы скифского завоевания. Во-вторых, именно данное обстоятельство привело к появлению как на Боспоре, так и в Ольвии автократического образа правления. Различие состояло в том, что сплотившиеся вокруг Пантикапея боспорские полисы сумели отстоять свою независимость, а изолированная Ольвия, сил которой не хватило противостоять варварскому натиску, вынуждена была отдать себя под протекторат правителей Скифского царства.

Приняв концепцию скифского контроля над Ольвийским полисом и внедрения в некоторые сферы ее жизни варваров, легче объяснить тот красноречивый факт, что ровно половина всех негреческих имен догетского периода падает как раз на V в., полностью исчезая на время с начала следующего столетия. Среди их носителей около трети входит в правящую верхушку, а для другой трети можно предполагать принадлежность к обеспеченным слоям города.

Попытаемся теперь определить сферу контроля скифским протекторатом жизни Ольвии и его характер. По имеющимся у нас на сегодняшний день немногочисленным данным мы можем констатировать, что власть скифских царей простиралась преимущественно, если не исключительно, на экономику полиса. Прежде всего это нашло выражение в переносе доминанты в хозяйстве ольвиополитов с земледелия и скотоводства на транзитную торговлю скифскими поставками в Эгеиду, а также ремесло. Археологически это отразилось в сворачивании ольвийской хоры и концентрации земельных участков в непосредственной близости от города, которые теперь обрабатывались жителями либо самого города, либо возникшего за его стенами предместья. Непосредственная внеэкономическая эксплуатация ольвиополитов со стороны скифов проявилась, видимо, в системе кормления войска, которая должна была ощутимо затронуть бюджет Ольвийского полиса. Не исключены и взимание определенной подати или система даров.У нас пока нет никаких данных предполагать, что скифские правители и их наместники заметно вторгались в сферу внутренней и внешней политики Ольвийского государства, напротив, мы видим, что в городе существует гражданская община и местное самоуправление, издающее общественные постановления, выпускающее монету с полисными символами; функционируют магистратуры, такие, как общегородской эпоним эсимнет, по-видимому агораном; продолжают свою деятельность религиозные коллегии мольпов и орфиков, игравшие определенную роль в городе.

Я ничуть не склонен полагать, что даже экономический контроль был продиктован одним лишь насилием и эксплуатацией. Практически полную ликвидацию земледельческой базы Ольвийского полиса я не намерен объяснять одним только давлением Скифского царства, направленным на то, чтобы устранить очевидного конкурента. Признавая действительно главной причиной стремление номадов к реализации получаемых ими от лесостепных племен (в результате внеэкономического принуждения) излишков сельскохозяйственной продукции через посредство эллинских торговцев, а возможно, и к прямой эксплуатации в той или иной форме самих греков, я вовсе не исключаю и того вероятного факта, что какие-то конкретные слои ольвийского общества были заинтересованы в том, чтобы сосредоточить свою предпринимательскую деятельность на определенной, несомненно выгодной и, видимо, не новой для них, отрасли экономики - посреднической торговле, а потому вполне могли даже поддерживать новый режим.

Интересно теперь сопоставить характер эксплуатации скифами ольвиополитов с формами зависимости, в которой оказались в то же время западнопонтийские полисы от Одрисского царства. Фукидид прямо говорит, что все эллинские города, над которыми правили фракийцы , уплачивали им подать наравне с варварскими племенами. При Севте I ее размеры от тех и других достигли максимальной денежной суммы в 400 талантов золотом и серебром. Кроме того, изделиями из тех же благородных металлов подносились дары на равную сумму, а отдельно от них роскошные и простые ткани и всякая утварь. Из приведенного факта делается справедливое заключение, что система взимания трибута была введена еще до Севта - при Ситалке, а может быть, и при Тересе. Дань с греческих полисов Херсонеса Фракийского продолжала взиматься одрисскими правителями и в IV в. Интересна система перераспределения подати и подношений: согласно Фукидиду, их получал не только сам царь, но и его парадинасты и знатные одрисы.