Около середины VII в., на начальном этапе освоения милетянами Нижнего Побужья, основывается поселение на современном острове Березань с целью обеспечения метрополии необходимыми продуктами и сырьем. Однако Березанское поселение не стало с самого начала "эмпорием" по дефинициям новых историков, напротив, представляется, что оно было апойкией, выводившейся по строго продуманному плану, сформировавшимся еще в метрополии политическим организмом, который и заложил ядро будущего Ольвийского полиса.

Второй этап составило основание где-то около 600 г. новой волной милетских-переселенцев с участием березанцев Ольвийского поселения, первые полвека существования которого остаются пока для нас скрытыми под мощными римскими напластованиями, перекрывшими южную, наиболее древнюю часть городища. В частности, мы можем лишь гадать о политическом статусе и взаимоотношениях Березани и Ольвии в первой половине VI в.: были ли та и другая автономными, имели ли сепаратные общины или одну общую, объединялись ли узами какого-то союза типа симполитии или составляли один полис и т. д. Однако, как уже было сказано, следует решительно возразить против обозначившейся тенденции поставить Ольвию этой эпохи в один ряд с прочими рядовыми поселениями Побужья и Поднепровья.

Историческое содержание третьего этапа, начавшегося около середины VI в., составило окончательное оформление и утверждение единого Ольвийского полиса. С этого момента Ольвия превращается в политический и административный центр нового государства, а Березань - в его внутренний торгово-промышленный эмпорий. С этого же момента начинается широкое освоение ольвиополитами окружающих земель, где создается длинная цепь земледельческих поселков и хуторов, но наряду с этим и такие районы с ярко выраженным индустриальным обликом, как Ягорлыцкий.

В гот же, третий период окончательно оформляется гражданская община нового полиса и его основные культовые и государственные институты. Поэтому вопрос, который нам предстоит рассмотреть последним, - это проблема политического и социального устройства раннего Ольвийского полиса, проблема наиболее сложная, менее всего разработанная, однако одна из самих важных.

Договорные начала, регламентировавшие отдельные вопросы религиозных, политических и экономических взаимоотношений Милета и его апойкий, могли установиться как раз после окончательного оформления ольвийской гражданской общины и ее представительных институтов, а именно во второй половине VI в. Тесные связи и обоюдная заинтересованность обоих полисов друг в друге, прослеживаемая во всех сферах жизни, лучшее тому свидетельство.

Первоначальный контингент переселенцев не мог не быть как-то организован, то встает вопрос о характере его организации и цементирующих началах. Представляется, что таким началом должна была явиться личность ойкиста, роль которого в процессе основания колонии известна слабо, но все же лучше некоторых других моментов колонизационного движения.

Отметим главное - независимость ойкиста от метрополии, диктаторскую, почти монархическую сущность его прерогатив и полномочий. Ситуация оправдывала себя: попадая в неизведанные места, зачастую во враждебное варварское окружение, колонисты должны были быть спаяны единым связующим началом, которое, в свою очередь, обязано было требовать от них неукоснительного соблюдения строгой дисциплины. Поэтому этот первый этап жизни молодого, зарождавшегося полисного организма можно назвать "периодом диктатуры ойкиста". Этот период мог длиться достаточно долго; так, по Геродоту (IV. 159), Батт-Аристотель правил Киреной около 40 лет. Применительно к ольвийской истории в этот отрезок времени могут уложиться те самые полстолетия существования города от момента выведения апойкий до момента начала трансформации ее в полис.

Но диктаторская деятельность ойкиста имела и другую сторону - облеченный неограниченными полномочиями, он в значительной степени должен был влиять и влиял на политическое устройство будущего полиса. В некоторых случаях доходило до полной узурпации власти и превращения ее в тираническую, а потом и монархическую. Так, тот же Батт основал в Кирене династию Баттиадов. Есть основания полагать, что даже там, где до тирании и монархии дело не доходило, в первые века существования нет никаких признаков демократического режима. Главная причина тому - появление на сцене крупной политической силы - новой аристократии.

Описанный выше широкомасштабный и притом спонтанный процесс освоения ольвийской хоры начиная с середины VI в. несомненно требовал значительных людских ресурсов. Понятно, что эти ресурсы не могли образоваться за полстолетия только в результате воспроизводства первоначального контингента переселенцев - необходим был приток извне. Одним из источников их поступления могло стать варварское окружение. Однако, судя по археологическим и просопографическим данным, варварский элемент в архаическую эпоху составлял в населении Ольвии незначительный процент, поэтому он не в состоянии был покрыть создавшийся дефицит в рабочей силе.

Таким образом, мы приходим к неизбежному выводу о новой волне добавочных колонистов из Греции - эпойков, которая и должна была создать необходимый резерв для освоения обширного фонда земель. Только приняв это предположение, можно понять импульсивность, а не перманентность процесса освоения пространства. В пользу этого говорит также синхронное и спонтанное расширение территории Ольвийского городища не менее чем в три раза и характер его застройки землянками и полуземлянками, которые вполне могли на первых порах служить скромными жилищами новым колонистам, а также масштабные перестройки на Березанском поселении, которое к этому времени достигло своих максимальных размеров.

В связи с этим возникает вопрос: какие юридические взаимоотношения установились между первопоселенцами и эпойками? Имеющиеся у нас источники по соответствующей колонизационной практике свидетельствуют, что добавочные колонисты получали участки из незанятой земли или неделимого фонда, часто меньшие клеры на худшей территориально или качественно земле, т. е. налицо экономическое неравноправие.

Обнаруженные недавно эпиграфические памятники рисуют нам яркую картину далеко зашедшего процесса имущественной и социальной дифференциации.

Предположение об аристократическом характере правления Ольвийского полиса во второй половине VI в. получило право на существование, хотя, конечно, конкретные его формы станут ясны лишь после обнаружения соответствующих письменных источников.

Мощная волна новых эпойков ("семь тысяч"), переселившихся около середины VI в. в низовья Гипаниса и Борисфена, хотя и получила земельные участки, создав ту самую обширную ольвийскую хору, которая известна нам по археологическим разведкам и раскопкам, но все же была, видимо, как-то ущемлена в политических правах по сравнению с "исконной" аристократией, захватившей ключевые позиции в полисе. Дело дошло до конфликта между потомками первопоселенцев и массой добавочных колонистов. Предотвращению надвигавшегося или ликвидации разразившегося стасиса. примеры которого типичны для истории греческой колонизации, помог Дидимский оракул, повелевши и ввести культ "разумного дельфина" -Аполлона Дельфиния, который в конечном итоге водворил внутренний мир в государстве, отныне получившем название "благоденствующего". Это гражданское примирение повлекло за собой ряд изменений в разных сферах жизни полиса. Новому покровителю Ольвии нарезается напротив раннего священного участка по другую сторону Главной улицы центральный теменос; в том и другом святилище оба Аполлона сосуществуют несколько десятилетий неконвергентно, чуть ли не антагонистически, каждый со своей свитой: Врач вместе с Матерью богов, Гермесом и Афродитой, Дельфиний - с Зевсом и Афиной[18]. Происходит смена полисных денежных знаков: прежние монеты-стрелки - символ "дружественного лучника" - постепенно вытесняются монетами-дельфинами, символизирующими Аполлона в новой ипостаси. Таким образом, новые материалы из раскопок Березани и Ольвии открывают замечательные перспективы изучения тесной взаимосвязанности религии и политики в архаическом греческом обществе.