Это утверждение отнюдь не противоречит, а скорее продолжает и углубляет крейдовскую мысль о том, что революция 1917 года, обернувшаяся для тогдашней российской действительности более анархией опоясанной террором, чем торжеством демократии и социальной справедливости и не принесшая стране ничего, кроме беспредела и разрухи, оборвала полёт русского ренессанса, нарушив его снаружи и изнутри. Такой судьбы для возлюбленной России поэты и философы не могли представить даже в самом страшном декадентском кошмаре .

Творческая интеллигенция частично эмигрировала — в Берлин, в Константино­поль, в Прагу, Софию, Белград, Гельсингфорс, Рим, Харбин, Париж. Однако в русской диаспоре, несмотря на полную творчес­кую свободу и изобилие талантов, Серебряный век не мог возродиться. Ренессанс нуждается в национальной почве и в воз­духе свободы. Художники-эмигранты лишились родной почвы, оставшиеся же в России лишились воздуха свободы.

Таким образом, можно спорить о начале, о передней временной границе Серебряного века; окончанием же этого противоречивого и яркого периода в истории русской культуры вне всяких сомнений явился революционный 1917 год.

Если границы эпохи могут быть установлены отчетливо при условии сопоставления и сравнения её со временем предшествующим и последующим, то определение содер­жания Серебряного века наталкивается на череду препятствий. Прежде всего, необходимо отметить, что рассматриваемый период носит название «Серебряный век», именуясь так по аналогии с веком «золотым» - «пушкинской» эпохой. «Золотой век» в истории русской литературы был порою господства поэзии – длился он недолго, до конца 1820-х годов, то есть полтора столетия. Вслед за нею следует иной этап в истории русской литературы – эпоха прозы, продержавшаяся около 60 лет. Это время практически безраздельного господства глубоких и монументальных романов, построенных на творческом методе историко-социологического реализма, господствовавшего не только в литературе, но и в других сферах искусства. Среди главных деятелей и законодателей литературного процесса можно назвать Н.В.Гоголя, И.С.Тургенева, Гончарова, Л.Н.Толстого, М.Е.Салтыкова-Щедрина, Лескова, Герцена, Ф.М.Достоевского, А.П.Чехова, Короленко, Куприна и др.

Однако к концу XIX века тяга к исторической достоверности и социальной содержательности у творцов искусства постепенно сходит на нет, а прозаическая эпоха, несколько презрительно названная В.Крейдом «безвременьем», вступает в стадию декаданса, постепенно сдавая позиции перед очередным и непродолжительным расцветом поэзии – тем временем, которое принято именовать «Серебряным веком». Таким образом, намечается известная периодичность литературного процесса: краткий период господства поэзии сменяется гораздо более длительным прозаическим, после чего на такой же краткий период вновь воцаряется поэзия[8].

Наряду со словосочетанием «Серебряный век», которому, несмотря на его общеупотребительность и притягательность, некоторые исследователи до сих пор отказывают в праве быть литературоведческим термином, также иногда употребляется терминологическое обозначение «русский ренессанс», введённое Н.Бердяевым[9]. Стоит отметить, что, несмотря на меньшую популярность, этот термин гораздо в большей степени отражает природу и глубину протекавших в то время креативных процессов.

Определить содержание понятия «Серебряный век» можно лишь очень приблизительно. Но то, что этот краткий отрезок времени, протянувшийся не более трех десятилетий, надолго определил дальнейшие пути развития во всех сразу сферах искусства, став узловым в истории русской культуры XX столетия, – неоспоримо. Он был одним из ярких примеров противоречивого единства, ареной столкновений, политических и эстетических непримиримостей, взаимных отрицаний[10]. Рассматривая русскую художественную культуру этих трех десятилетий, нельзя не поразиться удивительной сконцентрированно­сти на небольшом отрезке времени не только крупнейших явлений культуры, ярчайших индивидуальностей — великих поэтов, ху­дожников, актеров, режиссеров, композиторов, но и множества различных художественных группировок и объединений. Все вместе они создают на редкость многоликую картину, где в почти неправдо­подобном соседстве оказываются мастера, подчас противоположные по своим творческим устремлениям, здесь сталкиваются стилевые направления, активно заявляют о себе творческие группы. Эта картина настолько пестра, что грозит утратить целостность.

Очень эмоциональную и даже восторженную характеристику серебряного века даёт В.Крейд: «Мы видим это единство как освещенное солнечным сиянием творческое пространство, свет­лое и жизнедающее, жаждущее красоты и самоутверждения. Мы чувствуем атмосферу, насыщенную электричеством и в то же время пронизанную солнечными лучами, полную беспокой­ства мысль и пристрастие к изысканным формам. В ней есть срыв в неврастению, но рядом примеры подлинного мужества и благородства. В ней есть место религиозному экстазу и сво­бодной, роскошной игре ума. В ней изобилует всякого рода ересь, но ее источник — избыточность жизненных сил. В ней есть утонченность, ирония, поза, но есть и проблески подлин­ного самопознания. Сколько света, по сравнению с пасмурной, давящей погодой безвременья восьмидесятых годов. Какой сте­реоскопический контраст с тем, что было до, и с тем, что настало после. И хотя мы зовем это время серебряным, а не золотым веком, может быть, именно оно было самой творчес­кой эпохой в российской истории»[11].

Серебряный век (вслед за Ницше) обожествил искусство, увидев в нём «ремесло Бога», возможность прорваться в «миры прекрасного» и через них выразить внутренний, эмоциональный мир человека, его тёмную («чугунную») душу. Однако относительно «света и избытка жизненных сил» с Крейдом можно поспорить.

«Средой обитания» и «материалом» для ис­кусства служит сама жизнь людей. Социально-политический кризис, в период которого вся Европа вступила в конце XIX — начале XX века, приведший в итоге к Первой мировой войне и гибели двух крупнейших держав: Российской империи и Австро-Венгрии, объясняется, прежде всего, характером исторического про­цесса — небывалыми глобальными катак­лизмами. Традиционное стремление челове­чества к победе над силами природы привело в XX века, с одной стороны, к фантастическому взлету науки и техники, к проникновению в глубины атомного ядра и тайны Вселенной; а с другой — к созданию невиданных средств уничтожения, к миллионным военным жертвам, породило рискованную дисгармонию в отношениях между цивилизацией и при­родой, вызвало глобальные экологические катастрофы.

Александр Блок в 1909 году в своей книге «Молнии искусства» пророчески писал: «Знаете ли вы, что каждая гайка в машине, каждый поворот винта плодит всемирную чернь?» Научно-технический прогресс, при всех его плюсах, вёл, по мнению поэта, к неизбежному вырождению культуры в цивилизацию, к циничной унификации жизни, к опошлению человеческих душ[12].

Жизнь пустынна, бездомна, бездонна,

Да, я в это поверил с тех пор,

Как пропел мне сиреной влюблённой