Трудность освоения огромных территорий лесов, степей и вод усугубляется безлюдьем этих зе­мель. Два столетия прошли под де­визом: «уничтожайте индейцев». Аборигены, обреченные на смерть и муки, уходили в самые недоступ­ные районы. Истребление индей­цев было историческим несчастьем Америки. Ведь только они, искон­ные хозяева сельвы, имели веками накопленные знания об этих зем­лях. Поэтому так медленно и не­полно открываются секреты лекар­ственных растений, редких живот­ных и птиц. Поэтому еще множе­ство тайн хранят леса Амазонки.

От древнеиндейской цивилизации осталась знаменитая коллекция керамики, которая хранится в городе Сантарена (свыше тридцати тысяч предметов). Ведь древние цивилизации Бразилии, и в частности Амазонии, оставили очень мало следов. Причин этому много: и тропический климат, уничто­живший все предметы и памятники материальной культуры, кроме керамики и каменных скульптур; и варварство белых колонизаторов, миссионеров, авантюристов, проникавших в эти края в поисках золота, драгоценностей и полезных минералов; и равнодушие португальских колониальных властей, сквозь пальцы смотревших на разрушение культуры аборигенов. В результате этого равнодушия оказались, например, потерян­ными для науки языки многих индейских племен и народно­стей, сосуществовавших с белыми «цивилизаторами» не одно столетие.

Керамические изделия рассказывают об исто­рии наименее изученных народностей доколумбовой Америки. Многие ли знают о том, что народы, обитавшие в древности в Амазонии, создали свою собственную и весьма развитую мате­риальную культуру? Об этом свидетельствуют рассказы евро­пейцев, побывавших в этих краях, и немногие дошедшие до нас памятники этой культуры: керамические украшения, по­суда, ритуальные предметы.

В отличие от строгого абстрактно-геометрического стиля росписи ваз и сосудов Маражо «керамика Тапажо», ослеп­ляет буйной фантазией орнамента, изысканностью лепки, бо­гатством деталей. Светло-серые, пепельные сосуды этих масте­ров представляют собой настоящий музей зоологии, потому что сосуды, кубки, вазы, чаши Тапажо украшены бесчисленным множест­вом фигурок зверей, птиц, рыб, пресмыкающихся, насекомых. Словно боясь пустоты, художники стремились заполнить все поверхности сосудов звериными мордами, птичьими клювами, рыбьими хвостами. Глядя на эти бесценные памятники древ­ней культуры, начинаешь понимать, что в восторженных отзы­вах первых европейцев, побывавших в Амазонии, не было пре­увеличения.

Впервые Амазония проснулась от спячки в конце XIX века, когда зарождавшаяся автомобильная промышленность Европы и Северной Америки вдруг ощутила острую потребность в ре­зине и сок гевеи бразилиенсе неожиданно стал цениться на вес золота. Это было безумие, о котором Жоао Алмейда вспоми­нает со вздохом сожаления: именно тогда он, как и несколько десятков других предприимчивых авантюристов, сколотил свое состояние. Тысячи людей устремились в сельву, ожесточенно борясь за удобные, близкие к рекам участки каучуконосных деревьев. Именно тогда разрослись и прогремели на весь мир никому дотоле не извест­ные Белен и Манаус. В их портах теснились суда под европей­скими и американскими флагами, разгружавшие в обмен на бесценный каучук испанские вина, голландские сыры и фран­цузские ткани. Из их кают высаживались швейцарские банкиры, девицы из Парижа и примадонны «Ла скала». В чаду тро­пического Клондайка сколачивались миллионные состояния и погибали тысячи серингейрос.

Никто еще в то время не знал, что на опытных участках английских ботанических лабораторий седовласые профессора колдуют над семенами гевеи бразилиенсе, которые еще в 1876 году выкрал, подкупив экипаж бразильского судна «Амазонас», некий Уикман. Упорные англичане добились своего: в 1911 году на плантациях их азиатских колоний появились первые побеги окультуренной гевеи. Каучуконосы, выращен­ные на плантациях, свободных от колючих лиан, индейцев, крокодилов и желтой лихорадки, давали куда более дешевую резину. Нескольким десяткам предприимчивых дельцов вроде Алмейды удалось спасти свои состояния. Тысячи же захвачен­ных врасплох мелких дельцов с треском обанкротились. Гро­мадная армия сборщиков «серинги» была брошена на произвол судьбы в дебрях тропического леса, обреченная на неминуемую гибель.

Амазонка не случайно стала неисчерпаемым кладезем ле­генд и былей. Эта удивительная река собрала все самое экзотичное, самое необычное, чем богата лесная и речная природа земли. В ее водах обитают две тысячи видов рыб, способных свести с ума самого бывалого рыболова,— от гигантской пира-руку — самой крупной из пресноводных рыб, достигающей пятиметровой длины и двухсот килограммов веса, до крово­жадной пираньи.

Здесь можно встретить самую большую в мире змею—анаконду, бразильцы называют её сукури.

Вот что рассказывают о ней оче­видцы. Фоссет (европейский исследователь) встретился с огром­ной анакондой, напоминавшей ско­рее доисторическое

чудовище, чем змею. Встреча произошла среди темных вод Риу-Негру, притока Амазонки.

Общая длина анаконды соста­вила восемнадцать с половиной метров. «Такие большие экземпля­ры, — писал Фоссет в своем днев­нике, — встречаются нечасто, но следы, которые они оставляют на болотах, бывают иной раз шири­ной в шесть футов» (около двух метров). Они свидетельствуют в пользу правдивости тех индейцев и сборщиков каучука, которые утвер­ждают, что иногда анаконды до­стигают невероятных размеров. В бразильской комиссии по определе­нию границ рассказывали о змее, превышавшей в длину восемьдесят футов (двадцать четыре метра).

Особенно устрашающи черные анаконды, издающие громкий хра­пящий звук. Они живут чаще все­го в болотах, куда и уносят свои жертвы. Вторжение в место обита­ния анаконд равносильно игре со смертью. Правда, свидетельство Фоссета об анаконде, равной пяти­этажному дому, вызывает сомне­ние у многих натуралистов, но опровергнуть наблюдения Фоссета также нет основания. Современный польский путешественник Виктор Островский в Бразилии видел уби­тую анаконду длиною в двена­дцать метров. Разрезанная вдоль брюха, она в средней части была такой широкой, что из нее было можно сделать двуспальный гамак.

Как удалось поймать и убить такое чудовище? Оказывается, «местным» способом. В лесном по­селке индейцев стали часто про­падать свиньи и телята, всегда вблизи водопада. Тогда соорудили там что-то вроде клетки из тол­стых бревен. В нее поместили свинью. Ночью анаконда без труда проскользнула в клетку, задушила свинью и размозжила ей кости, а затем проглотила целиком. Про­цесс пищеварения длится долго, и «располневшая» змея не в состоя­нии была выбраться из клетки. На­сытившись, она лениво переварива­ла пищу. Тут подоспели охотники и прикончили ее выстрелом в го­лову.

Но не все змеи являются врага­ми индейцев. Хозяева сельвы суме­ли приручить некоторые разновид­ности змей-удавов. Виктор Остров­ский наблюдал в хижине индейцев племени игуасу трехметровую змею, которая, мирно свернувшись, ле­жала на стуле. Сброшенная со своего места, змея обвилась вокруг потолочной балки и замерла. Этот «сторож» прекрасно охотится, на змей. Имея такого друга, матери гораздо меньше беспокоятся за де­тей, играющих во дворе.