На языке местных индейцев племени тамоев название «Игуаамбара» означает устье большой реки, а на языке индейцев-тупии слово «Гуарабарра» объединяет понятия реки и залива. Можно предположить, что португальское «рио» (река) всего лишь неудачный перевод индейского «барра» (устье реки, залив).

На болотистом берегу у подножия горы Пао де Асукр (сахарная голова), на том месте, где ныне возвыша­ется марка города, было высажено около 300 вооружен­ных солдат с целью заложить новый город.

1 января 1502 года на карте появился новое название - город Сан-Себастьян-ду-Рио-де-Жанейро, названный так в честь принца Себасть­яна - наследника португальской короны.

Самый первый памятник появился в Рио-де-Жанейро в 1862 году на площади Тирадентес. Он был сооружен на средст­ва, собранные по подписке среди сотен тысяч бразильцев, и увековечил исторический момент провозглашения независимо­сти этой страны от португальской короны: на роющем землю лихом скакуне, гордо взмахнув рукой, восклицает «Независи­мость или смерть!» первый бразильский император. Звали его Дон Педро де Алкантара Франсиско Антонио Жоао Карлос Шавьер де Пауло Мигель Рафаэль Жоакин Жозе Гонзага Пас-коал Сиприано Серафим де Браганса и Бурбон. В историю же он вошел под более кратким и удобопроизносимым именем «Дон Педро Примейро», что в переводе на русский означает «Петр Первый».

Четыре дня карнавала

Кроме футбола есть в жизни миллионов бразильцев еще одно светлое окно — это четыре дня карнавала. Целый год в семей­ные копилки откладываются деньги на покупку карнавальных нарядов и приобретение билетов на карнавальные балы. Чем беднее семья, тем туже ей приходится затягивать пояса в этот предкарнавальный период, длящийся 361 день в году.

Говорят, что в сердце каждого бразильца живет компози­тор: чаще всего маленький, иногда — настоящий, а бывает — великий. В одном только Рио-де-Жанейро на ежегодный пред-карнавальный музыкальный фестиваль представляется три - четыре тысячи «самб» и «маршей». Среди обуреваемых често­любивыми надеждами авторов этих музыкальных произведе­ний безработные мулаты из фавел и банковские счетоводы, во­дители такси и студенты, портовые грузчики и «дамы из об­щества».

Самбе-победительнице уготована завидная судьба: ее поют на всех карнавальных балах и празднествах этого года, а иног­да ее жизнь продляется на многие годы, как это случилось, например, с веселой песенкой композитора Андре Фильо «Сидади маравильоза», ставшей гимном Рио-де-Жанейро.

Накануне карнавала горячка достигает апогея. По всем ка­налам радио и телевидения гремит самба. Город лихорадит, власти издают многочисленные предкарнавальные декреты. Один из них обычно регламентирует поведение несовершеннолетних, запре­щая им пить алкогольные напитки, носить ножи и кинжалы. Поскольку на взрослых этот запрет не распространяется, по окончании карнавала газеты составляют подробные оператив­ные сводки: столько-то убито, столько-то ранено и задержано полицией.

Но, несмотря на бурный темперамент бразильцев и их от­личную вооруженность всеми современными средствами само­защиты, четыре дня карнавала приносят все-таки куда меньше жертв, чем безумное автомобильное движение. Причины этого две: во-первых, бразильцы очень миролюбивы и доброжела­тельны, во-вторых, накануне карнавала полиция производит «чистку» города, сажая за решетку хулиганов, бродяг и девиц легкого поведения. Забегая вперед, скажу, что после оконча­ния карнавала — в среду утром — их выпускают. Объединив­шись в колонну, они тоже проходят с пением самбы по улицам Рио, празднуя свое освобождение. Это карнавальное шествие называется: «А что я скажу дома?»

Кульминационным пунктом карнавальной программы яв­ляется знаменитое десфиле — шествие так называемых школ самбы. Кстати, пришло время пояснить, что самба, этот страст­ный зажигательный ритм, служащий основой для изобретательных танцевальных импровизаций, возникла на базе древних африканских ритмов, завезенных в Бразилию негритянскими невольниками. Родилась самба в фавелах Рио. Стихийно возникавшие в этих бедняцких кварталах кружки любите­лей спеть и потанцевать под грохот пандейрос, тамбуринов, сурдос около полувека назад объединились в большие народ­ные клубы, так называемые школы самбы. В этом проявилась изобретательность городской бедноты, сумевшей в тяжелейших жизненных условиях найти удивительно своеобразную форму выражения своих творческих способностей, своей поразитель­ной музыкальности.

Это шествие длится много часов подряд, обычно - всю ночь, ибо каждая школа выводит на авениду по нескольку ты­сяч участников. Во время карнавала 1969 года парад самбы на авениде Варгаса продолжался восемнадцать часов подряд без перерыва! С девяти вечера воскресенья до трех часов дня поне­дельника, когда жара достигла сорока градусов в тени. Ас­фальт плавился и дымился, но самба продолжалась. Закончив шествие, негритянки падали без сил на траву и прикладывали к окровавленным и сожженным подошвам ног - они танцевали босые! - мороженое. В тот день в Рио пострадало от тепловых ударов, как писали газеты, около трех с половиной тысяч человек. Но ни один из участников карна­вала добровольно не «сошел с дистанции».

Быстро проходят четыре дня и четыре ночи карнавала. В ночь со вторника на среду горячка достигает апогея: ведь в пять утра карнавал официально закрывается! Еще в три часа ночи слышны музыка, песни, рокот барабанов, а в половине шестого утра город вдруг погружается в тишину. Встает из-за океана жаркое солнце, заливая лучами грязный песок Копакабаны, улицы, усыпанные обрывками ставших уже ненужными карнавальных костюмов. Четыре дня счастья кончились. Начинаются суровые будни и . подготовка к карнавалу следующего года.

«Макумба» в новогоднюю ночь

Нечто напоминающее карнавал происходит в Бразилии еще один раз в году: в новогоднюю ночь, когда миллионы мулатов и негров справляют макумбу - древний языческий обряд, унаследованный ими от своих африканских предков. Красочнее и торжественнее всего выглядит макумба на Копакабане.

Вечером 31 декабря, когда сумерки начинают окутывать Рио, на песчаный пляж Копакабаны спускаются из фавел, дымя длинными коричневыми сигарами, тысячи макумбейрос в белых одеждах. Их окружает толпа зевак. Прямо на песке расставляются напитки и кое-какая еда. Откупориваются бу­тылки с водкой - кашасой, загораются мириады свечек, вот­кнутых в песок. Стучат барабаны, тамбурины и атабакес. Се­дой негр, закрыв, глаза, навзрыд читает молитву. Танцуют, ходя друг за другом, мулатки. Большинство же стоит перед разложенными на песке дарами для богини вод Йеманжи, погрузившись в свои думы, слушает заунывные песнопения.

Стрелки часов смыкаются на двенадцати. Взлетают ракеты. Со стороны форта, находящегося на южной оконечности пля­жа, взмывают к небу лучи прожекторов. Хлопают пробки шам­панского на веранде «Сорренто» - фешенебельного ресторанчика, расположившегося на северном конце Копакабаны. Наступает самая экзотическая часть обряда. Все громче бьют ба­рабаны. Хриплые голоса затягивают обращенную к Йеманже песню-стон, вырвавшуюся из сердца, песню-крик о пощаде и помощи, песню-проклятие и мольбу.