Александра Федоровна знала, какие тяжелые муки испытывает супруг. После многочасовых совещаний возвращался такой грустный, изможденный, что ей не нужны были никакие слова и пояснения. Николай Александрович, в свою очередь, старался не расстраивать Аликс; ведь ей приходилось тоже не легко. Бедный Алексей! За него все время было страшно, и чуть ли не каждый месяц возникала опасность: то царапина, то ушиб, и потом днями и неделями приходилось лечить, ставить компрессы, примочки, смазывать кремами. А маленькому бывало больно, он плакал, и мать часами баюкала его на своих руках. Когда царь и царица оставались наедине, мало говорили о политике. Речь шла или о сыне, лил о разных событиях в семье и фамилии, или о каких-то пустяках. Он, как и в первые годы, ей вечерами читал что-нибудь. Она слушала всегда молча и была счастлива. Но такие милые, теплые часы выдавались все реже и реже.

Императрица не сомневалась, что Ники, прекрасно понимает положение вещей, но не всегда может противостоять волевому напору других и порой соглашается на то, на что соглашаться нельзя. Была убеждена, что если бы не Витте и великий князь Николай Николаевич, то Ники никогда бы не подписал Манифест 17 октября. Это они, легкомысленные советчики-родственники и беспринципные царедворцы, выпросили, вырвали документ, который привел лишь к кровавым событиям. Никому ведь лучше и легче не стало. Даже наоборот. Русским людям не конституция нужна. Им совсем другого не хватает: самодисциплины, порядка, трудолюбия и чувства ответственности. И еще главного – веры в Бога.

Теперь Дума – реальность, с которой приходилось считаться. Господа депутаты хотели всего и сразу, и это их страстное желание делало Думу больше похожей на антиправительственный митинг, чем на работу серьезного органа. Большинство депутатского корпуса не было заинтересовано в конструктивной работе. Разгоряченные баталиями революционных битв, многие смотрели на думскую трибуну лишь как на новый инструмент социальной борьбы, позволявший делать бесплатную рекламу и конкретным лицам, и определенным политическим течениям. Все это происходило в атмосфере не прекращавшегося террора революционеров. По неполным данным, в январе 1906 года было совершено 80 убийств, в феврале 64, в марте – 50, а в апреле – 56, в мае – 122, а в июне – 127. Сотни людей стали жертвами беспощадных актов «борцов за свободу», и ни один из них не был осужден не только левыми, но и кадетами.

9 июля 1906 года Первая Государственная дума была распущена, и были объявлены новые выборы. Состав Второй Думы в сильной степени отразил поляризацию сил в обществе. Но, не просуществовав и года, 3 июня 1907 года Дума была распущена. Неудачный опыт существования первых двух Дум обострил дискуссии в правящих кругах России о характере избираемого представительства и его нужности.

9. Жить и умереть за Россию.

Третья Государственная дума стала первой, проработавшей весь положенный ей пятилетний срок. Этот период отечественной истории неразрывно связан с именем Петра Столыпина.

Дума начала свои занятия 1 ноября 1907 года, и ее состав оказался несравненно более консервативным, чем у предыдущих. Свой взгляд на работу законодательного органа сформулировал царь: «Помните, что вы созваны Мною для разработки нужных России законов и для содействия Мне в деле укрепления у нас порядка и правды».[30]

В это время на авансцене русской истории появилась мощная фигура Петра Аркадьевича Столыпина, ставшая ярким символом правительственной власти в последнее десятилетие существования монархии. Он готов был во имя блага Отечества пойти на любые жертвы и в конце концов принес на его алтарь собственную жизнь.

Конечно, эта личность во многих отношениях была неоднозначной, можно даже сказать, противоречивой, но эта противоречивость присуща в той или иной степени всем выдающимся историческим персонажам, вне зависимости от места их исторического действия. В отличие от многих других, он знал, что делать и как делать, чтобы избавить Россию от угрозы социального взрыва, укрепить правопорядок и провести постепенные преобразования, способные превратить страну в стабильное, правовое государство под монаршим скипетром. Он являлся русским консерватором новой формации, понимавшим, что для защиты исконных государственных начал надлежит не только демонстрировать силу, «давить и не пущать»; необходимо изменить социальную природу общества, создать массу крепких собственников-хозяев, которые стали бы естественной базой социального умиротворения. Он никогда не сомневался, что авторитаризм и Россия – вещи неразрывные, что все серьезные преобразования можно проводить лишь сильной, властной и честной рукой, что введение правового строя процесс длительный и сложный, требующий многолетних, постоянных усилий сверху, поддержки и понимания снизу.

Столыпин был призван в высший эшелон власти не в силу каких-то родственных ух и мифических протекций, а потому, что достаточно проявил себя как сильный и смелый администратор, что было замечено и оценено монархом.

Тема «Петр Столыпин и Николай II» является чрезвычайно важной для понимания сложных политических коллизий отечественной истории начала XX века. Он был истинный русский монархист, один из последних в петербургских коридорах власти, для которого воля монарха и воля России являли одного целое. Будучи просвещенным и целеустремленным политиком, Столыпин понимал, что реформы необходимы и неизбежны. Девиз премьера был прост и в тех условиях логичен: сначала успокоение, а затем реформы. Однако откладывать назревшие изменения было невозможно, и реформы приходилось осуществлять в атмосфере не утихающих беспорядков. Главную стратегическую цель премьер видел в принципиальной реорганизации землепользования и землевладения крестьянство, понимая всю пагубность существования общины. Столыпинская реформа в большинстве случаев реализовывалась царскими указами, что гарантировало оперативность ее проведения. Она базировалась на принципе неприкосновенности частной собственности на землю, которая не могла ни в какой форме насильственно отчуждаться.

В Думе премьеру удавалось добиваться одобрения большинства вносимых законопроектов. Однако недовольных правительственной политикой всегда хватало в стенах Таврического сада.

Вечером 1 сентября в Киевском городском театре шла опера «Сказка о царе Салтане», где присутствовал царь с семьей, министры, генералитет, «сливки» киевского общества. Во время второго антракта к премьеру подошел человек во фраке и произвел в него два выстрела. Столыпин был помещен в одну из киевских клиник, где несколько дней находился между жизнью и смертью, а 5 сентября в 10 часов 12 минут вечера Петр Аркадьевич скончался и 9 сентября был торжественно похоронен в Киево-Печерской лавре.

Убийцей премьера оказался 24-летний Д.Г. Богров. На допросах после покушения, охотно рассказывая о себе, но не смог внятно объяснить мотивы своего поступка, заявив лишь, что глава правительства – «главный виновник реакции». Военный суд приговорил убийцу к высшей мере.