Сплетни, пустомыслие и пустословие, мелочность интересов, погоня за развлечениями характеризуют губернских дам.

Гоголь едко высмеивает пустоту жизни губернского общества, балы и вечеринки, вечную игру в карты, нелепые предположения чиновников о Чичикове, показывающие необычайную убогость их мысли. Он издевается над «этикетом и множеством приличий самых тонких», которые строго соблюдали губернские дамы и в своём поведении, и в словах. «Никогда не говорили они; я высморкалась, я вспотела, я плюнула, а говорили: я облегчила себе нос, я обошлась посредством платка». Стремление дам под­черкнуть свою «культуру» приводило их к высокомерному пре­небрежению русским языком. «Чтобы ещё более облагородить русский язык, половина почти слов была выброшена вовсе из разговора, и потому весьма часто было нужно прибегать к фран­цузскому языку», который, однако, они весьма коверкали.

В изображении губернского города N Гоголь продолжил тради­ции «Ревизора» и дал убийственную характеристику нра­вов городских чиновников. С виду они гостеприимные, добродушные люди. Губернатор слыл добряком, любил вышивать по тюлю. Председатель гражданской палаты «был человек премилый, когда развеселялся», почтмей­стер «вдался более в философию и читал весьма прилеж­но, даже по ночам». Дамы города N умели не хуже пе­тербургских «поддержать этикет». Они чурались грубых выражений и, чтобы «облагородить» язык, выбрасывали из лексикона почти половину русских слов, заменяя их французскими. Друг с другом чиновники обращались «совершенно по-приятельски». Дуэлей между ними не было. Но в случае вражды каждый старался «напа­костить» приятелю тайно, что, «как известно, подчас бы­вает тяжелее всякой дуэли». Службу свою губернские чиновники «не забывали», почитая долгом своим поживиться за счет просителей и государства. Взятки, поборы считались у них делом привычным и необходимым. Полиц­мейстер, к примеру, « .был среди граждан совершенно как в родной семье, а в лавки и гостиный двор наведы­вался, как в собственную кладовую . Трудно было даже и решить, он ли был создан для места или место для него. Дело было так поведено у него, что он получал вдвое больше доходов противу своих предшественников». Тако­вы были нравы чиновников губернского города, находя­щегося «не в глуши, а, наоборот, недалеко от обеих столиц».

Такова помещичье-чиновничья Россия в изображении Гого­ля, Россия «мёртвых душ». Сатирически рисует её писатель. Он морально уничтожает помещиков и чиновников своим разящим смехом, видя в них врагов общественного прогресса, бездельни­ков, оторвавшихся от народа, губителей страны. Так и воспри­няла поэму Гоголя передовая русская общественность.

Герцен писал: «Благодаря Гоголю мы, наконец, увидели их («дворянчиков») выходящими из своих дворцов и домов без ма­сок, без прикрас, вечно пьяными и обжирающимися: рабы власти без достоинства и тираны без сострадания своих крепостных, высасывающие жизнь и кровь народа с тою же естественностью и наивностью, с какою питается ребёнок грудью своей матери, «Мёртвые души» потрясли всю Россию.

Подобное обвинение необходимо было современной России. Это — история болезни, написанная мастерской рукой. Поэзия Гоголя — это крик ужаса и стыда, который испускает человек, унизившийся от пошлой жизни, когда вдруг он замечает в зер­кале своё оскотинившееся лицо».

Важное значение имеет «вставная» повесть о капитане Копейкине (10-я глава), которая в неприкрытой форме раскрывает равнодушие правящей петербургской знати к нуждам простых людей. Инвалид войны 1812 г. («под Красным ли, или под Лейпцигом . ему оторвало руку и ногу») так и не добился в Петербурге «монаршей ми­лости»— выдачи пенсионного пособия. Министр, к кото­рому он обратился, приказал фельдъегерю выдворить за пределы столицы дерзкого просителя. Копейкину ничего не оставалось, как возглавить в «рязанских лесах» шайку «разбойников». Эпизод о капитане Копейкине, хотя и дан в юмористическом изложении полицмейстера, обладает силой сатирического обличения. «Никто и никогда до него (Гоголя) не написал такого полного курса па­тологической анатомии русского чиновника. Смеясь, он безжалостно проникает в самые сокровенные уголки этой нечистой, зловредной души.

Народ

В помещичьей и чиновничьей среде Гоголь не обнаружил ни одного порядочного человека. Она населена мерзавцами и пош­ляками. Полным контрастом предстает в изображении писателя Россия народная, в которой он, по слову Белинского, увидел «плодовитое зерно русской жизни». Этот контраст выражен в «Мертвых душах» резко и достаточно определенно окра­шивает идейную направленность этого произведения, свидетель­ствуя о том, на чьей стороне были симпатии, ум и сердце его автора.

Чем дальше движется сюжет «Мертвых душ», тем больше расширяется поэтический диапазон поэмы, ярче вырисовывается поэтический облик народа. Назревает столкновение двух ми­ров— народного и пошлого. Такое столкновение не входило в замысел Гоголя, однако намеки на него включаются в поэму. Намеки очень осторожные.

Покорность и смирение мужика не должны никого вводить в заблуждение относительно истинных чувств, питаемых им к ба­рину. «Бог ведает, трудно знать, что думает дворовый крепост­ной человек в то время, когда барин ему дает наставления»,— многозначительно замечает писатель. В барском доме царит сы­тость и видимость благополучия. Но тревожно в этом доме. Плюшкин недаром вспоминает о беглых мужиках. Даже Чичи­ков, радостно возбужденный и счастливый после успешно завер­шенных сделок, в самый разгар бала у губернатора не может от­делаться от тревожных предчувствий: «положение мыслей и духа его было так же неспокойно, как неспокойны те кресла, в которых он сидел».

То и дело возникает на страницах поэмы разговор о бунте. Городские чиновники вошли в положение Чичикова, накупивше­го крестьян мужского пола на сто тысяч, и тревожно размыш­ляли об их предстоящем переселении в Херсонскую губернию. «Стали сильно опасаться, чтобы не произошло даже бунта». Хо­рошо зная характер крепостных людей, чиновники советуют Чи­чикову для безопасности взять конвой. Именно так, под охраной войсковых частей, и происходили в те времена подобные пересе­ления. Правда, полицмейстер замечает, что нет основания для беспокойства; по его словам, будет вполне достаточно одного картуза капитан-исправника, чтобы погнать крестьян до самого их нового места жительства. Но такой аргумент не всем показался достаточно убедительным. Чтобы «искоренить буйный дух» крестьян Чичикова, предлагались разные меры,— среди них были и такие, которые «чересчур отзывались военной жестокостью и строгостию».

Комизм этого эпизода в том, что никакого усмирения чичи­ковских крестьян, никакого конвоя при их переселении не надо: некого, собственно, конвоировать, Чичиков, естественно, отказы­вается от конвоя, ссылаясь на то, что его крестьяне «отменно смирного характера» и «что бунта ни в каком случае между ними быть не может». Под комической ситуацией скрывается серьез­ная мысль Гоголя о сопротивлении народа насилию над ним, о возмездии пошлому миру.