Вспомним детство Чичикова: скука, одиночество, од­нообразный труд и вечные попреки больного отца, «ни друга, ни товарища в детстве», ни слова не сказано и о материнской ласке . Известно, что Гоголь предполагал, продолжая «Мертвые души» (а задумана была много­томная эпопея) в конце концов привести своего героя к нравственному возрождению. Можно усмотреть намеки на такой ход событий и в тексте первого тома. Автору ви­делись впереди «колоссальные образы», ему казалось, что все повествование в дальнейшем «примет величавое лирическое течение». И вряд ли не связана с этими меч­тами та деталь, которая доныне остается загадочной для читателей я критиков: ведь это Чичиков любит быструю езду, как и всякий русский, и это от изображения его тройки, в которую впряжены Гнедой, Чубарый и Засе­датель, переходит Гоголь к изображению летящей, необгонимой Руси-тройки.

Иронизируя над своим героем, безжалостно разобла­чая его претензии на благородство и благопристойность, Гоголь вместе с тем восхищается его практическим умом и упорством. «Надобно отдать справедливость неодоли­мой силе его характера, — говорит Гоголь о Чичикове. — После всего того, что бы достаточно было если не убить, то охладить и усмирить навсегда человека, в нем не по­тухла непостижимая страсть»!

Гоголевский герой в своей жизни одно любил горячо и искренно — свое лицо, и одно по-настоящему трогало его душу — собственное благополучие. А что ка­сается других, то он, подобно Собакевичу, будет руковод­ствоваться своими интересами. Сентиментальные настроения ему не помешают. Надо ему — и он едет в те «углы нашего государства , которые более других пострадали от несчастных случаев, неурожаев, смертностей и прочего и прочего .» Едет, разумеется, не с тем, чтобы сострадать и помогать, но чтобы «удобнее и дешевле накупить потребного народа».

И это свойство Чичикова имеет отнюдь не только личный характер.

Перепуганные чиновники заподозрили, что Чичиков— переодетый Наполеон, и даже открыли сходство во внешности. В этой выдумке есть смысл, и Гоголь хотел, чтобы читатель о нем догадался. Ведь наполеонизм стал выра­жением морали торгашеского общества, согласно которой люди — только средства достижения власти, богатства, ус­пеха. Масштабы разные, но по сути Чичиков действует в духе этой морали, действует не войском и дипломатией, но средствами полузаконной коммерции. Гоголь продол­жает пушкинское сатирическое обличение бесчеловечно­го индивидуализма:

Мы все глядим в Наполеоны.

Двуногих тварей миллионы

Для нас орудие одно .

Итак, Чичиков — образное обобщение очень широкого круга явлений — от взяток до захватнических войн. При всем разнообразии этих явлений у них одна суть — при­обретение, т. е. удовлетворение любыми средствами эгоистических интересов, прикрытое самыми благопри­стойными доводами я объяснениями.

Чичиков не противопоставлен, как иногда думают, уездным помещикам - и чиновничеству. Он лишь выделен на фоне этой среды как герой новой, капиталистической формации. Чичиков представляет тех, кого можно назвать «первонакопителями». Это они оценили силу капитала, предпочтя крупные денежные операции натуральному хозяйству. В ходе исторического развития Чичиковы приходят на смену разлагающемуся классу дворян. Гоголь подчеркивает, что новый тип приобретателя намного опаснее прежних. Дворяне разоряют крестьян у себя дома, в пределах уезда, Чичиков же стремится к размаху. Он разъезжает по всей России, всюду выискивая «прибыль». К тому же он ловок, увертлив, действует со знанием дела, прикрывая свои эгоистические помыслы личиной благовоспитанности и приспосабливаясь к обстановке. У Ма­нилова он притворился человеком «чувствительным», испытавшим немало «гонений» за то, что «соблюдал прав­ду», «подавал руку и вдовице беспомощной, и сироте-го­ремыке». Губернатору намекнул, что в его губернию «въезжаешь, как в рай, дороги везде бархатные .». Даже вызвал расположение Плюшкина, отказавшись от угоще­ния под предлогом, что «уже и пил и ел». Везде он держит себя с «достоинством», а среди жадных до денег чинов­ников прослыл еще и «миллионщиком».

Приобретательство перерастает у Чичикова в пред­принимательство. В достижении корыстных целей он не останавливается ни перед чем, основывая свои действия на искусно завуалированной подлости. Последняя, самая гнусная его афера — покупка мертвых крестьянских душ с целью приобретения капитала. Афера не удалась. Чи­чиков разоблачен, но разоблачен случайно, он уезжает из города, не понеся никакого наказания: Из этого видно, что Чичиков — «свой» человек в дворянско-чиновной среде, а его «неудача» случайна. В другом месте другие чичиковы добьются своего. В этом направлении развивалась со­циально-экономическая жизнь России и Западной Европы в 30—40-е годы XIX в. Очевидно, Гоголь, предвидя такую тенденцию, в конечном счете отказался от намерения ис­править «подлеца-приобретателя». Во всяком случае по­пытки автора заставить Чичикова «устыдиться» своих пороков при встрече с «добродетельными» героями во втором томе (Костанжогло, Муразов и др.) не дали убе­дительных художественных результатов. В сознании чи­тателя Чичиков остается типичным представителем бур­жуазного хищничества, независимо от того, где и в какой сфере оно проявляется. Мировую значимость образа Чичикова зорко подметили Белинский и Чернышевский, писавшие о том, что Чичиковых можно встретить во Франции и в Англии, всюду, где набирало силу буржуазное деля­чество.

Губернское общество

Рисуя широкую картину дворянско-помещичьей России своего времени, Гоголь, кроме поместных дворян, изображает и губернских чиновников. В заметках к первому тому поэмы Гоголь писал: «Идея города — возникшая до высшей степени пустота. Пустословие. Сплетни, перешедшие пределы. Как всё это возникло из безделья и при­няло выражение смешного в высшей степени, как люди неглупые доходят до делания совершенных глупостей».

Вот такую жизнь губернского общества и его представителей и показывает Гоголь. Это тоже царство «мёртвых душ», празд­ности и внутреннего убожества. Губернские чиновники, по суще­ству, ничем не отличаются от уездных, ранее нарисованных Гоголем в «Ревизоре». Подобно городничему, «чудотворец» - полицмей­стер «в лавки и в гостиный двор наведывался, как в собствен­ную кладовую». Склонность «вольнодумца» Ляпкина - Тяпкина к чтению масонских книг разделял почтмейстер города, который «вдался более в философию и читал весьма прилежно, даже по ночам» книги мистиков. Робость Хлопова унаследовал прокурор-«моргун», «с испугу умерший» от тех слухов, которые пошли в городе в связи с покупкой Чичиковым мёртвых душ. Назначе­ние нового генерал-губернатора так же сильно напугало губерн­ских чиновников и лишило их рассудка, как ожидаемый приезд ревизора — уездных. Здесь царят та же семейственность, та же продажность и тот же произвол, что и в уездном городе; процве­тает то же взяточничество (чего стоит один Иван Антонович — «кувшинное рыло»!), то же невежество и пошлость. Как и герои «Ревизора», чиновники губернского города оторваны от народа, от его нужд и запросов.