Гоголь довольно четко обозначил связь морального падения своих героев с крепостнической практикой. Но взор художника проникает в глубь человеческой психо­логии, формирующейся на более широкой основе, чем система крепостных отношений. Гоголь отыскал главный канал, через который проникают в человека бациллы разложения. Он может незримо функционировать в отно­шениях человека с обществом и народом. Чем дальше личность от общенародных интересов и полезного труда, тем шире разрастается в ней внутренняя пустота, которая затем заполняется порочными страстями. Самая рас­пространенная и губительная из них — страсть к накопи­тельству, Она проявляется в разных формах и может глубоко проникать в человека именно потому, что обла­дает видимостью настоящего дела. Деньги, вещи, выгод­ное служебное место, даже сама репутация в обществе - все становится предметом приобретательства в мире, где властвуют инстинкты собственничества. Нельзя переоце­нить заслуги Гоголя, показавшего отвратительный лик приобретательства. Но истинная гениальность его как ху­дожника состояла в том, что он показал влияние этой па­губной страсти на людей обыкновенных, встречающихся едва ли не на каждом шагу. Действительно, кто такие Ноздрев, Коробочка, Собакевич, Плюшкин. Это не редкие исключения, а персонажи, очень похожие на многих. «Мертвые души» потому и «потрясли» Россию, что почти каждый мог увидеть рядом с собой бездну, пустоту, гро­зящую всеобщим омертвением.

Чичиков

Вторжение в обыкновенный быт стихии приобрета­тельства в особенности наглядно раскрывается в образе Чичикова. Чичиков как бы соединяет многие образы «Мертвых душ» — и не только потому, что втягивает их в свою афе­ру: он сочетает в себе многие черты других персонажей, представляет собой самый высокий уровень обобщения. Чичиков — это как бы «тип типов». Чичиков может быть не менее деликатен, чем Манилов, способен копить более упорно, чем Коро­бочка, может кутнуть не хуже Ноздрева, а в умении «прилгнуть» далеко превзойдет этого болтуна; он при­жимист и деловит, как Собакевич, в бережливости не ус­тупит Плюшкину той поры, когда тот был еще мудрым хозяином, и уж, безусловно, в искусстве брать взятки пе­рещеголял Ивана Антоновича — «кувшинное рыло».

Но есть в характере Чичикова черта, которая придает всем eго свойствам новое значение и делает его первым лицом в галерее подлости. Какая? Поразительная гиб­кость, цепкость, приспособляемость к любым обстоятель­ствам. Уже сама внешность Чичикова — воплощение это­го свойства: «не красавец, но и не дурной наружности, ни слитком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтоб стар, однако ж и не так, чтоб слишком молод».

Чудеса приспособляемости демонстрирует весь его жизненный путь. Ведь он еще ребенком начал копить деньги с полтины и вскоре зашил в мешочек первые пять рублей. А как он постиг дух учителя, как влез в камен­ное сердце старого повытчика, как виртуозно надул и того и другого!

Что же касается службы Чичикова в таможне, то гоголевский герой мог бы потягаться с самыми хитроумными из сыщиков и преступников. Кстати, Чичи­ков совмещал в себе и того и другого: он проявил дьяволь­ское чутье как таможенный контролер и удивительную изобретательность в контрабандистских операциях. Необыкновенную живучесть выказал гоголевский ге­рой и после двух своих провалов: он ушел, как колобок, от суда, сохранил незапачканным послужной список, даже деньги кое-какие затаил. Прошло немного времени — и вот он уже вновь занят спекуляцией, которая вполне может сделать его «миллионщиком».

Рассмотрим «механизм» этой аферы. Дело в том, что еще с петровского времени в России проводились ревизии крепостных душ, о результате которых составлялись «ревизские сказки» — списки. За каждую душу мужского пола помещик платил в казну подушную подать. Если в период между ревизия­ми крестьянин умирал, за пего все равно надо было пла­тить подать, пока он числился в списках. Вот этих-то мертвых, но числившихся живыми крестьян, Чичиков и, скупал. Их можно было заложить в Опекунском совете и получить за каждую душу в десятки раз больше, чем за нее пришлось заплатить. Разумеется, деньги полагалось вернуть в установленный срок, в противном случае Опе­кунский совет конфисковал бы крестьян. Но души разре­шалось и перезакладывать. К тому же, получив изрядную сумму на определенный срок, можно было пуститься с нею на новые аферы .

Итак, перед нами находчивый мошенник? Гоголь прямо заявляет, что берет в герои подлеца, а не доброде­тельного человека, потому что «обратили в рабочую ло­шадь добродетельного человека, и нет писателя, который бы не ездил на нем, понукал и кнутом, и всем, чем по­пало». Гоголь намекает, что добродетельный герой, пре­вратился в затасканную фигуру, что это не живой чело­век («остались только ребра да кожа вместо тела»), а ходячий набор добродетелей. «Нет, пора припрячь и под­леца, — заключает оп. — Итак, припряжем подлеца».

Но Чичиков — подлец и мошенник не более, чей любой чиновник города N, «знающий дело». Подлость Чичикова — «концентрированное» выражение той мора­ли, которая в кругах, правивших Россией, считалась доб­родетельной и почтенной. Об этом явственно сказал пи­сатель уже в первой главе «Мертвых душ», сравнивая «толстых и тонких» чиновников. Ведь идеал губернского общества — толстые. «У тоненького в три года не останет­ся ни одной души, не заложенной в ломбард; у толстого спокойно, глядь — и явился где-нибудь в конце городе дом, купленный на имя жены, потом близ города деревенька, потом и село со всеми угодьями. Наконец, толстый, послуживши богу и государю, заслуживши всеобщее уважение, оставляет службу, перебирается и делается помещиком, славным русским барином, хлебосолом, и живет, и хорошо живет».

Вот почему в изображении Чичикова синонимами ока­зываются столь разные слова: подлец, хозяин, приобре­татель. И ключевое слово тут «приобретатель». «Приобре­тение— вина всего, — замечает Гоголь, — из-за него произвелись дела, которым свет дает название не очень чистых». Приобретение — своего рода знамение времени: наступала эра буржуа, и ловкие, энергичные, цепкие приобретатели лезли изо всех щелей, исповедуя только одну веру, которую внушал Павлуше его отец; «все сделаешь и все прошибешь на свете копейкой».

Итак, перед нами если и авантюрист, то претендующий па роль «хозяина жизни», если и подлец, то вырази­тель господствующей общественной морали. Сегодня он может еще потерпеть неудачу («пострадать за правду», как говорил Павел Иванович), но завтра . Как знать, кем будет Чичиков завтра?

Исследуя закономерности движущейся жизни, Гоголь не хочет рисовать картонного добродетельного человека, но он не хочет рисовать я картонного подлеца.

Задача писателя-реалиста несравненно сложнее: он рисует живого человека, естественные задатки которого извращены, приобрели «подлую» направленность в ре­зультате воздействия уродливых общественных отноше­ний. « .Мудр тот, — замечает Гоголь,— кто не гнушается никаким характером, но, вперя в него испытующий взгляд, изведывает его до первоначальных причин».