III. 4 Стремление к преображению мира, выраженное в произведениях А.Блока «Двенадцать»

Есть в Библии картина, смолоду запечатлевшаяся в сознании Блока, не раз им упоминаемая и, быть может, тоже повлиявшая на создателя «Двенадцати». Это – изображение Бога, идущего впереди народа, но им не видимого. Бога, указывающего народу путь из «дома рабства» к свободе, путь в Землю Обетованную. Образ Земли Обетованной из Ветхого Завета постоянно притягивал Блока:

Обетованная Земля -

Недостижимая звезда .

(«Стою на царственном пути .», 1901)

Этот образ выступает у Блока в разных значениях: и как символ исполнения заветных лирических мечтаний, и как светлая цель, к которой устремляются народы, и как высший смысл творчества художника.

До сих пор остаются загадкой записи блока о «Другом», который мог возглавить шествие красногвардейцев. О каком «Другом» здесь идет речь, кто мог бы явиться перед народом вместо Христа? В. Орлов считал, что Блок «хотел бы, чтобы вместо Христа их вел кто-то «Другой», потому что, разумеется, понимал, насколько «женственный призрак» спасителя и искупителя, окруженный религиозными представлениями…покажется неожиданным в поэме о русской революции. Но не сумел найти никого другого такого же масштаба, чтобы символически выразить идею рождения нового мира».

Иронизируя над рассуждением В. Орлова, А. Якобсон предложил свою трактовку блоковских записей, тоже весьма далекую от смысла поэмы: "И Он и Другой - у Блока с большой буквы; если Он - Христос, то Другой - это, по меньшей мере, намек на Антихриста. [21. c. 63]

Если попытаться следовать за поэтической мыслью Блока, то, скорее всего можно предположить, что «Другой» это - Дух Святой, Дух истины, третья ипостась Божественной Троицы. Именно о Нем говорил Христос своим ученикам на Тайной вечере: «Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди. И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины, Которого мир не может принять, потому что не видит Его .», «Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам». И далее: «Но Я истину говорю вам: лучше для вас, чтобы Я пошел; ибо, если Я не пойду, Утешитель не придет к Вам; а если пойду, то пошлю Его к вам, И Он придет и обличит мир о грехе и о правде и о суде»; « . и будущее возвестит вам».

Мечта о преображении мира в религиозных дискуссиях начала века, и прежде всего в сочинениях Мережковского, связывалась именно с этим предсказанием Иисуса. Тогда же Блок с большим интересом прочитал исследование Мережковского «Л. Толстой и Достоевский», где автор подробно доказывал закономерность и неминуемость наступления новой эры всемирного развития христианства - единения Святой Плоти и Святого Духа в Иоанновой церкви, церкви Третьего Завета: « .неиссякающий источник истины и благодати есть сам Христос, не только пришедший, но и грядущий в обетованном Духе Утешителе («Не оставлю вас сирыми, пошлю вам Духа Своего»), и отсюда возможность бесконечного внутреннего движения, развития, творчества .» [16. c. 135]. Эта концепция легла в основу известной статьи Мережковского «Пророк русской революции» (1906).

Образ «Другого Утешителя», посланного Христом человечеству вместо Себя, несомненно, волновал воображение Блока. В рецензии на книгу Н. Минского «Религия будущего» (1905) он писал: «И едва ли мистический разум разумел Христос . в словах о Другом Утешителе . Мы помним женственный лик этого Утешителя в страшном видении пророка Илии и на раскольничьих иконах. Это – «глас хлада тонка», женственно-нежный образ Духа Святого, возносящий горе .». Через год, завершая статью «Безвременье», Блок возвращается к этой теме с тоской и упованием: «Приложим ухо к земле родной и близкой: бьется ли еще сердце матери? Нет, тишина прекрасная снизошла, согрелись мы в ее заботливо опущенных крыльях: точно сбылось уже пророчество о Другом Утешителе, ибо нам нечего больше жалеть; мы все отдадим, нам уже ничего не жаль и как будто ничего не страшно». Косвенное свидетельство того, что перед Блоком вставала проблема: Христос или Другой Утешитель, находим в дневнике Е. П. Иванова за 1906 год: «Саша говорил о гибели декадентства. Общественность противополагалась декадентству. Сказал я слова Мережковского о нем: «Горе тем, кто приблизится к Духу без Сына, не пройдя Сына» и это сделал-де А. Блок».

В тексте Евангелия, где Христос говорит о «другом Утешителе», Блок сделал много помет и подчеркиваний. «Другой» мог вспомниться Блоку во время работы над поэмой еще и потому, что Святому Духу соприродны стихии ветра и огня. Так, в «Деяниях Святых апостолов» описано внезапное сошествие Святого Духа на апостолов, при котором «сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные .».

И все же «Другой» не появился в финале «Двенадцати», хотя, казалось бы, он мог соответствовать космическому масштабу происходящих перемен и бурному потоку событий, когда бушует «ветер, ветер на всем божьем свете» и близится «мировой пожар». Кроме того, Откровение Святого Духа означало конец исторического христианства, что внешне как бы совпадало с представлениями Блока, отразившимися в статьях послеоктябрьского времени. Однако здесь же заключено и принципиальное различие: Блок не считал происходящие события религиозной революцией.

Трудно гадать, почему Блок отказался от изображения «Другого», он и сам этого не знал («Я как-то измучен»). Но, видимо, поэт чувствовал, что не наступили еще времена и сроки и что «другого пока нет», а главное - что именно Христос слит с жизнью и чаяниями народа, пусть не всегда понимающего это, даже богохульствующего. Христос слит с народной судьбой. «Другой» в этой ситуации показался бы более отвлеченным и преждевременным.

III. 5 Противопоставление образов Христа и революции в произведении А.Блока «Двенадцать»

Александр Блок в своей поэме «Двенадцать» обозначил три основные силы, три мира. Три, а не два, как это можно было бы предполагать. Наряду с героями «страшного» и «старого» мира и красногвардейцами есть еще одна сила, светлая и чистая, воплощенная в образе Иисуса Христа. Мы видим, что отношение Блока к революции и рождению нового мира далеко не однозначно.

Блок вскрывает в поэме страшную правду «очистительной силы революции»: антигуманность, всеобщую озлобленность, проявление в человеке низостей и пороков. Как следствие - потеря чистых человеческих чувств и «имени святого», ненависть и кровь.

Автор не стремится надеть на головы красногвардейцев «венчики из роз», а, напротив, прикрепляет им на спину «бубновый туз» - знак каторжников. Но в то же время Блок не торопится обвинять их во всех грехах людских, подчеркивая негативное влияние «старого» мира с его бесчеловечной моралью: прав тот, у кого власть.

В поэме «Двенадцать» как отражение трех сил мы наблюдаем триединство неба, ветра и земли. Каждая из этих составляющих имеет свой символ и цвет. Небо бело от отражающегося на нем снега, а Иисус Христос – символ этой небесной чистоты. Земля «окрашена» в черный цвет, цвет «страшного» мира, и воплощение черного – буржуй, «дама в каракуле», «писатель-вития», поп. А вот красный цвет – это ветер революции, он «крутит подолы, прохожих косит».