«Обновление» никогда в данной концепции не подразумевалось как «новаторство», разрыва с традицией не должно происходить. Это движение не столько вперёд, сколько попытка приблизиться к идеалу, обращение к прошлому.

Человек также был своего рода «эхом». Крестившись, он становился «тезоименен» некоему святому, становился отражением, эхом этого святого. Подобно тому, как Христос считался «новым Адамом» (т.е. Адамом до грехопадения, до изгнания из райского ветрограда), человек средних веков в похвальных словах или агиографии мог называться, например, «новым Василием Великим» (если имя было Василий и день ангела приходился на 1 января). Говевшие, исповедавшиеся и причастившиеся святых тайн люди «обновляются», очищаясь от грехов, приближаясь к идеалу, т.е. к прошлому. Таким образом, получается, что не человек владеет историей, а история владеет человеком.

Культурологические следствия этой идеи чрезвычайно многообразны. Прежде всего, следует подчеркнуть, что для Средневековья историческая дистанция (когда, как давно это случилось?) не имеет особого значения. Культура в таком представлении – это сумма вечных идей, некий феномен, имеющий вневременнóй и вселенский смысл. Культура не стареет, «срока давности» у неё нет.

Будущее в православном мировоззрении представляется особо. Являясь продолжением настоящего, оно всегда подразумевает Конец Света. Будущее («предибудущее» (термин летописца Нестора), т.е. промежуток времени между настоящим моментом и концом времён) известно в той мере, в какой оно описано в Библии. Однако фатализма истории нет, потому что человек обладает свободой воли и может своими поступками воздействовать на дальнейшее течение времени. Мышление средневековое – мышление эсхатологическое по сути. Начало времени и его конец были достаточно чётко фиксированы в пространстве. Начало человеческой истории, земной рай, как и всё библейское прошлое, - на востоке, и не ясно, прошло ли это прошлое или всё ещё продолжает существовать, но только в несколько ином пространственном измерении. О будущем Аврелий Августин говорил: «Как могли, например, пророки, которые предсказывали будущее, видеть это будущее, если бы оно не существовало? Ибо того, что не существует, и видеть нельзя1». Исходя из представлений о пространстве, Страшный суд должен будет произойти на западе. Заметим, что в представлении сторон света запад находился снизу, а восток наверху, таким образом, данное расположение имело нравственно-философскую окраску. Сам знак креста представлял собой предельно простую, ёмкую геометрическую формулу основных пространственных, временных и нравственных оппозиций, на которых строилась средневековая модель мира.

Яркой иллюстрацией восприятия вечности и времени, а также роли эсхатологической тематики может служить русская иконописная живопись. Икона – это образ, трактуемый как образ вечности для сиюминутного.

1 Данилова И.Е. От Средних веков к Возрождению: сложение художественной системы картины кватроченто. – М., 1975. С. 64.

Святые всегда изображаются в покое, ибо в вечном мире движения не существует. Имея крылья, ангелы не передвигаются в обыденном понимании этого слова, то есть, оставаясь недвижимы, они могут появляться в разных местах. Абсолютный покой показан в иконе Андрея Рублёва «Троица» в изображении не падающих краёв одежды.

Русскому человеку было присуще представление о конкретно-чувственном как знаке общего, на иконах, например, в композициях «успения» душа Марии изображалась в виде спелёнутого младенца, река Иордан – в образе старца, а Церковь как институт – в виде церковного сооружения. В этой связи в культуре Киевской Руси остро переживается проблема возможностей человека предвидеть ход событий в будущем.

Средневековью было присуще постоянное ожидание Конца Света, о чём свидетельствуют многочисленные изображения Страшного суда. Русская икона «Страшный суд» (XV век, ГТГ) является ярким этому примером. В правом верхнем углу этой иконы изображены ангелы, сворачивающие свиток небес с луной и солнцем. Ниже – ангелы Света длинными копьями сбрасывают тьму, аннулируя тем самым первый акт творения – разделение Богом хаоса на свет и мрак – акт, который был началом земного времени, чередования дней и ночей. То есть здесь изображён конец астрономического времени. Но также имеется изображение исторического времени: четыре апокалипсических зверя, заключённые в круг, представляли четыре уже свершившихся земных царства, знак того, что истории больше не будет. Человека ожидает двойной конец: конец жизни своей и конец Света. Об этом он должен всегда помнить и быть к этому готов. Однако Страшный суд – это также и обязательное изображение вечности. Знаком вечности является полуфигура Бога-отца, заключённая в концентрические круги небесных сфер, между которыми размещены солнце, планеты и малые сферы с ангельскими ликами – образ бесконечно длящегося неподвижного движения. В иконе спрессованы три временных слоя: прошедшее, настоящее и будущее. Здесь имеется и ожидание события – пустой престол, ждущий судию, и народы, ждущие суда. Следовательно, есть и будущее, т.к. в иконе представлен и сам момент суда, когда Христос отделяет праведников от грешников. В вечности все времена и все пространства сосуществуют.

Русская житийная икона моделирует основную религиозно-нравственную позицию человека Средневековья – существование в ожидании конца и перед лицом вечности. На иконах сцены жития (клейма) расположены не построчно, а в виде обрамления, в виде ореола. Разумеется, здесь чёткая хронология значения не имеет, что и подчёркивается.

Древнерусские иконы христологического и богородичного циклов назывались праздничными. По средневековой концепции, праздник мыслится как остановка, пауза в земном времени. Событие священной истории переживается, со-переживается в момент церковной службы (поэтому службам присущи глаголы настоящего времени). Седьмой день творения является прообразом праздника. Это отдых от неумолимого ускользания времени. Именно поэтому в праздники был запрет действовать, что-либо делать. В этот момент, когда течение времени прерывается и приоткрывается, просматривается вечность. А действовать значит находиться в потоке времени. Поэтому праздничная икона всегда была лишена драматического действия, она должна была создавать образ вечного созерцания первобытия, когда-то совершившегося и как бы излучающегося, проектирующегося в настоящее.

Как форма, «внедряясь» в материю, приобщала её к бесконечности, так и иконографическая схема, «внедряясь» в изображение, лишала его случайного и переводила в ранг вечного. Для молящегося должен был исчезнуть разрыв между сейчас и всегда, между моментом человеческого времени и вечностью. А постоянным напоминанием о Конце света ему была картина Страшного суда, находящаяся на западной стене, против алтаря, над дверями, которую он созерцал всякий раз, выходя из храма.

Летописи

Наиболее полную картину о восприятии вечности и дифференциации времени на прошедшее, настоящее и будущее можно составить, рассмотрев наиважнейший вид исторических источников Средних веков – летописи и хроники.