Люди издавна ощущали магическую силу слова. У шумеров бог Энки творил мир нарицанием имен вещам и существам. «Как язык поименовал, так да будет право» (Uti lingua nuncupassit, ita jus esto) – гласит один из основополагающих принципов римского права. Со времен безоговорочной веры в созидательную силу слова утекло много воды. Возникли идеи, что слова даны людям для сокрытия своих мыслей, что «мысль изреченная есть ложь». Для таких суждений имелось немало резонов. Изреченная мысль облекается в слово и творит свою собственную, отчужденную от породившего ее человека реальность. Однако вместо сизифовых усилий по преодолению этого отчуждения многие предпочитают тешить себя убежденностью кэрролловского Шалтая-Болтая, будто они полные господа своим словам – хотят дают, хотят берут назад.

В политике это парадоксальное соединение веры в творящую силу слова с убежденностью в нашем полном господстве над ними проявляется остро, порой трагически. Политическое действие начинается словом и держится им. Политика, как известно, – совершенное общение. Окажись оно несовершенным, место политики заступит деспотия и «война всех против всех». Однако большинство убеждено: нечего заботиться о словах, было бы, что сказать, так оно само собой и скажется. И усомниться в этом предрассудке не помогает ничто – даже бесконечные уроки того, что сказывается как раз не то, что хотелось выразить, делается не то, что хотелось сделать.

На самом деле большой вопрос, кто чьим является хозяином. Собственное косноязычие, неграмотность, неосвоенность культуры, спрессованной в понятиях, разрушают благие порывы отечественных политиков гораздо сокрушительней и фатальней, чем любые происки соперников. Ставшее фактом политики слово требует уважительного к себе отношения. Оно не слуга, не раб, а партнер в созидании политических отношений между людьми. Это, увы, остается непонятым. Суверенитет, легитимность, демократия – так и сыплется с языка президентов и министров, обрушивается на головы избирателей и налогоплательщиков. Во что отольются слова демократия или законность зависит от того, как их понимают те, кто произнес и кто услышал. Если обе стороны считают себя вправе приписать слову любое значение, то получится общение двух глухих. Два понятия о демократии и законности нигде не встретятся, не соединятся, не породят ничего кроме иллюзий и химер. Если же оба уважительно относятся к употребляемому слову, понимают, что это слово созидало в политике на протяжении веков, тогда их устремления пересекутся в одном понятии, обогатят его и утвердятся в новых политических свершениях.

Взаимная встреча политических устремлений и воль осуществляется в понятиях или концептах. Этот момент подчеркивает и сама внутренняя форма слов. По-нять и пo-ять обозначает освоение, превращение в свое. Это встреча, брачный союз смыслов. Так же и кон-цепт (con-ceptio, con-ceptus от con-cipio – брать, принимать) связан с идеей соединения, зачатия, оплодотворения. Понятия становятся местом соединения смыслов и порождения новых. Это сложные, живущие своей жизнью явления культуры. Если путем труда, науки и искусства мы оказываемся в состоянии освоить их, как мы осваиваем другие культурные достижения – счет, правила гигиены и вежливости, трудовые навыки, то можно рассчитывать на успех или, по крайней мере, осмысленность наших политических усилий. Если же мы будем манипулировать словами и концептами, как Бог на душу положит, – а именно этим, похоже, заняты наши политики и журналисты, – то уподобимся дикарям, которые играют блестящими железками и стекляшками, не зная ни их настоящей цены, ни применения.

Серьезная работа с понятиями не терпит упрощения. Простота, как известно, хуже воровства. Терпеливо и с пониманием отнеситесь к тому, что прочитаете в этой статье, в отдельных описаниях политических понятий. Чтение не будет легким, хотя предлагаемые очерки написаны максимально популярно и кратко. Возможно, придется предпринять не одну попытку, обратиться к источникам, к приводимой в примечаниях литературе. Ведь речь пойдет о явлениях гораздо более сложных, чем автомобили и компьютеры, для пользования которыми необходимы определенные навыки и знания. Так что запаситесь терпением и приступайте к нелегкому, но в высшей степени плодотворному труду – освоению политических концептов, являющихся творениями многовековой культуры, «осадками» открытий многих поколений.

Понятие о каком-либо явлении не возникает раньше, чем появится само это явление. Для политики и других сфер сознательного человеческого творчества верно и противоположное: никакое политическое, т.е. целенаправленно созданное и институционно закрепленное образование, не возникает прежде появления хотя бы смутного представления о нем. Отсюда вывод: каково понятие о политическом феномене, таков и сам этот феномен, каков феномен, таково и понятие о нем. Понятие нередко определяют как «синоним "понимания сути дела", – т.е. имманентного данному типу явлений закона их существования» (1, с. 311). Будучи пониманием сути, концепт представляет собой способы перехода от явления к сущности и обратно. В состав знаково оформленного и только таким образом действительно существующего понятия входят интенсионал как «правильное определение понятия, связанное с категорией "сущности"… предмета или явления» и компрегенсия как «класс всех непротиворечиво мыслимых предметов, к которым данное слово может быть правильно приложимо (независимо от того, существуют эти предметы в действительности или нет, известно или неизвестно их существование)», между которыми и эмпирически осваиваемой реальностью находятся сигнификат как «совокупность тех (очевидных и общеизвестных общающимся. – М.И.) признаков предмета (явления), которые существенны для его правильного именования» и денотат как охватываемый понятием «класс всех реальных (эмпирически освоенных или доступных общающимся. – М.И.) … предметов» (2, с. 384).

Ранние образцы научного творчества и просто философствования, например, сократовская майевтика, ориентированы на обсуждение понятий, вопросов, что есть человек, дружба, благая жизнь и т. п. Характерна в этом смысле апелляция к слову, его внутренней форме, этимологии, способам употребления («кого можно назвать справедливым?»). С ростом знаний и укоренением амбиций на исчерпывающее и «точное» описание и объяснение реальности происходит формализация понятийного аппарата. Она делает его как бы прозрачным – зачем обсуждать, что такое ноль, вакуум, масса, государство, когда это и так раз и навсегда определено, а потому безусловно ясно. Однако очень скоро возникли неувязки. «Исчезновение» при определенных, запредельных условиях массы в физике, человека в гуманитарных науках и иные «скандальные случаи» подобного рода заставили современную науку вновь обратиться к анализу понятий и оформляющих их слов.

Сохранение вкуса к анализу понятий классической филологией, юриспруденцией и метафизикой (особенно на германской почве) позволили развернуть концептный анализ в области общей социологической теории – достаточно вспомнить «Основные социологические понятия» М. Вебера. На новой основе удалось восстановить герменевтику, развернуть концептный анализ в некоторых философских дисциплинах, логике, семиотике. Этот процесс затронул историю и антропологию. В последние годы он все заметнее распространяется и на политологию. Выработанная романо-германскими культурами номенклатура политических понятий становится предметом критического анализа и тщательного исторического изучения. Прежде всего следует упомянуть об исследованиях научных школ «истории понятий» (Begriffsgeschichte) (3), «истории идей» (History of Ideas) (4), «концептных перемен» (Conceptual Change) (5), о проектах «Лексикометрия и политические тексты» (Lexicometrie et textes politiques) (6), «Политические понятия Востока/Запада» (Political Concepts E/W) (7).