Именно в этот период в большинстве постиндустриальных стран было закреплено фактическое устранение первичного сектора из числа значимых компонент национальной экономики. К началу 80-х годов доля добывающей промышленности в ВВП Соединенных Штатов составляла около 2,6 процента, тогда как в Германии — 1,1 процента, а во Франции и Японии — 0,8 и 0,6 процента соответственно. В аграрном секторе создавалось менее 3 процентов американского ВВП и находило себе применение не более 2,7 процента совокупной рабочей силы. Данные процессы базировались прежде всего на более эффективном использовании ресурсов (только между 1970 и 1983 годами энергоемкость промышленной продукции снизилась в США на 39 процентов, в Японии — на 40,3, а в Великобритании —на 45,2 процента) и резком росте производительности в добывающей промышленности и аграрном секторе (если в 1900 году американский фермер тратил на производство ста бушелей зерна 147 часов труда, то сегодня это требует лишь трех человеко-часов).

К этому же времени относится стабилизация и начало снижения доли вторичного сектора как в производимом валовом национальном продукте, так и в общей занятости. Если в 1975 году создаваемая в промышленности доля ВНП составляла в в США 33,2 процента, в Великобритании — 28,4, в Германии — 38,0 и во Франции — 30,2 процента, то в начале 90-х годов она колебалась в США между 22,7 и 21,3 процента, а в странах ЕС — на уровне около 20 процентов. Еще более впечатляющим было сокращение индустриальной занятости. С 1972 года в Германии, с 1975-го во Франции и с конца 70-х в США началось ее снижение в абсолютном выражении. В результате доля занятых в обрабатывающей промышленности США достигла к концу 80-х 18 процентов трудоспособного населения, оставаясь несколько выше — на уровне около 24 процентов — в странах Европейского союза. Для большинства развитых стран в начале 90-х средняя производительность труда в обрабатывающей промышленности была в пять-шесть раз выше, чем в 1950 году.

Фундаментальной основой отмеченных перемен стал прогресс в области науки и технологий. Занятость в информационном секторе в США возросла с 30,6 процента в 1950 году до 48,3 проценту в 1991-м, а ее отношение к занятости в промышленности — с 0,44 до 0,93. Резко сократилось число работников, занятых непосредственно материальной производственной деятельностью (engaged directly in manufacturing operations): данные по США для начала 80-х годов составляют около 12 процентов, а для начала 90-х — менее 10 процентов. Понятие “информационного общества”, введенное в научный оборот в начале 60-х годов, стало фактически общепринятым обозначением сложившейся в западном мире социальной реальности.

Таким образом, все необходимые предпосылки для быстрого формирования постиндустриальной системы имелись в наличии; между тем кризисные явления середины и второй половины 70-х годов серьезно нарушили внутреннюю сбалансированность как экономик западных стран, так и мирового хозяйства в целом. Именно поэтому в большинстве постиндустриальных держав приоритеты хозяйственной политики 80-х оказались сосредоточены вокруг решения насущных экономических проблем.

“Рейганомика” и ее позитивные результаты

Действия, предпринятые американской администрацией, пришедшей к власти по итогам выборов 1980 года, основывались на осознании приоритета технологического прорыва и активизации инвестиционной активности перед решением проблем государственного долга и социальной защиты населения. Хотя абсолютные цифры американских заимствований поражали воображение, галопирующая инфляция поддерживала их стабильное отношение к объему ВНП, а в 1974—1975 и 1978—1980 годах даже снижала его. Поэтому было признано возможным почти в четыре раза (с 1,55 до 6,2 процента) увеличить к 1983 году отношение бюджетного дефицита к ВНП, хотя это и довело его суммарное значение за два срока пребывания Р.Рейгана у власти до 1,7 триллиона долларов. Причиной столь быстрого роста дефицита стала призванная возродить инвестиционную активность налоговая реформа. Известно, что между 1950 и 1970 годами доля дохода среднего американца, уплачиваемая им в виде одних только федеральных налогов, выросла более чем в три раза — с 5 до 16 процентов, а рост налогов на корпорации в условиях кризиса привел к фактически полному отказу предпринимателей от новых инвестиционных проектов. Проведенная в два этапа, с 1981 по 1984 год, рейгановская налоговая реформа стала одним из наиболее противоречивых реформ в новейшей американской истории. С 1 июля 1981 года налоги на личные доходы были заметно снижены (максимальная ставка налогообложения упала с 70,5 до 50 процентов), что обеспечило населению сохранение почти 27 процентов средств, уплаченных им в виде налогов в 1980— 1981 финансовом году. Снижение налогов на прибыли корпораций сэкономило средства, эквивалентные 58 процентам всех затрат на техническое перевооружение промышленности США в первой половине 80-х, и это вызвало экономический бум, определявший ведущее положение Соединенных Штатов в мире на протяжении целого десятилетия. При этом резко выросли налоги на менее обеспеченные слои населения, а также отчисления на социальное страхование; следствием стали высокие темпы роста имущественного неравенства. Между тем в результате совокупные налоговые поступления в федеральный бюджет между 1980 и 1988 годами выросли на 76 процентов, хотя бюджетные траты по-прежнему росли быстрее доходов.

Другим направлением реформы стал отказ от поддержания искусственно низкой процентной ставки, якобы стимулировавшей инвестиции. Немедленно после прихода к власти новой администрации руководство ФРС всего за два месяца подняло базовую процентную ставку на 600 пунктов и продолжало удерживать ее на этом уровне, несмотря на общее ухудшение экономической конъюнктуры в 1981—1982 годах. Эту составную часть рейгановского эксперимента следовало бы назвать наиболее опасной, так как именно она порождала беспрецедентное социальное и экономическое напряжение в стране. Фактически был взят курс на истребление малоэффективных производств и обеспечение выживания сильнейших. Для обеспечения давления на рынок ФРС в 1981 и 1982 годах вплотную приблизила официальную процентную ставку к уровню в 20 процентов годовых, то есть почти на 400 пунктов выше текущей доходности, приносимой облигациями федерального казначейства. К сентябрю 1982 года инфляция снизилась с 9 до 4,5 процента в годовом исчислении. Продолжая в 1983—1984 годах удерживать ставку на уровне не ниже 14 процентов годовых, ФРС обеспечивала доходность вложений в долгосрочные государственные обязательства на уровне 8,1—8,2 процента, что было почти в 30 (!) раз выше усредненного показателя второй половины 70-х.

Можно по-разному относиться к тому, был ли избранный правительством курс оптимальным. Безусловно, предпринятые администрацией меры углубили рецессию 1980—1982 годов, сделав ее одной из наиболее тяжелых за последние десятилетия. Однако к 1986 году налоговые поступления достигли докризисного уровня по отношению к ВНП, а инфляция составляла менее трети тех значений, которыми она характеризовалась в 1979—1981 годах. Таким образом, ценой перенапряжения государственных финансов и резкого увеличения дефицита бюджета были решены две важнейшие проблемы, характеризовавшие кризис конца 70-х — начала 80-х годов — радикально снижены налоговые ставки и еще более значительно уменьшены инфляционные ожидания. Ценой подобной политики стал рост социальной напряженности, безработицы и числа лиц, живущих ниже черты бедности, а также разорение неэффективных предприятий и наиболее радикальное за послевоенный период сокращение занятости в промышленном секторе. Последствия рейгановской реформы стали судьбоносными для американской экономики. Важнейшим из них оказался рост производственных инвестиций. Основными его источниками были, во-первых, средства самих американских предпринимателей, сохраненные в результате налоговой реформы, во-вmopых, активизировавшиеся банковские кредиты, вновь устремившиеся в промышленный сектор, и, в-третьих, хлынувшие в страну иностранные инвестиции. Особую роль играл первый фактор. Уже в 1981 году сбережения частных лиц достигли 9,4 процента располагаемых доходов, что стало максимальным значением за весь послевоенный период. Суммарные инвестиции в 1983—1989 годах удерживались на уровне 18 процентов ВНП, причем корпорации резко —до 50 и более процентов — увеличили долю средств, направляемых в инвестиционные проекты. В течение первого срока пребывания Р. Рейгана на посту президента инвестиции в основные фонды росли в среднем темпами в 12,3 процента в год, тогда как в период президентства Дж. Картера соответствующий показатель составлял всего 1,3 процента. Наиболее очевидным примером эффективности рейгановской либерализации стала немедленная отмена в январе 1981 года контроля над ценами на нефть, введенного еще в 1973 году; это дало дополнительный импульс как инвестициям в энергосберегающие технологии, так и разработке нефтяных месторождений в самих США: в результате всего за один - год импорт нефти сократился более чем на треть, а ее стоимость снизилась столь резко, что уже в 1983 году правительство ввело ряд налогов для предотвращения (!) быстрого падения розничных цен на бензин. Энергетический кризис завершился.