Молодые люди не станут особенно суетиться, я знаю себя, ну, в смысле, если очень плохая погода, я же просто скукожусь, но в смысле, обычно я не выхожу за покупками думая о, Господи Боже, о погоде, но э-э-м я бы сказала, пожилые люди так и делают, они одеваются так, чтобы было тепло. Э-э-м. Они говорят, что чувствуют холод, может правда, когда становишься старше начинаешь чувствовать холод сильнее, чем когда был молодым. Или, может быть, пока ты молодой, у тебя есть желание рисковать, выходить в легких вещах ради моды или чего еще.

Таким образом, получается, если можно обобщать на основе такой маленькой выборки, что защитные аспекты одежды становятся более важны с возрастом, но другие соображения, такие как социальная ситуация или запросы моды преобладают среди более молодых возрастных групп. Тело оказывается важным для обеих групп: для одних - чтобы быть показано, для других - чтобы быть защищенным.

Но вернемся к Веблену. Просто служить индикатором богатства – это не единственная услуга, которую нам может оказать одежда. Важный способ само выделения в мире Веблена - демонстрация своего неучастия в производительном труде любого вида, вот почему есть смысл в изучении мертвых языков, гораздо больший, чем в изучении живых, – чем бесполезнее, тем лучше, нужно избегать любых намеков на труд. Одежда также может быть использована, чтобы показать непричастность к позорному уровню производительного труда. Как это получается? Веблен пишет:

Большая часть шарма, заключенного в туфлях из дорогой кожи, безупречном белье, роскошной цилиндрической шляпе, трости – в том, что так повышает природное благородство джентльмена, исходит из очевидного впечатления, что носитель не может прикладывать руки к работе, несущей прямую и немедленную пользу людям.

Женское платье рассматривалось как еще более предотвращающее производственный труд, благодаря еще большему масштабу ограничений, присущих ему. Очевидно, почему корсет был так важен с этой точки зрения: он делал еще больший вклад в благородно – непроизводственный образ носителя. Более того, одежда женщины должна показывать, что она не работает, и, таким образом, показывать, что муж может содержать ее. Веблен видит особенности женского платья как результат доминирования патриархальных отношений собственности (женщина как собственность).

Точка зрения Веблена также позволяет понять, почему произошел отмеченный сдвиг в сторону однообразности и тонкости деталей. Рост богатых классов в девятнадцатом веке привел к появлению достаточно большого числа богатых и к тому, что встречи друг с другом приобрели значимость и важность, оправдывая тот факт, что мнение низших классов более никого не волновало. Вокруг было достаточно богатых людей, чтобы сформировать зрителей внешнего облика. Только те, кто, не принадлежа к этому классу, одевались в крикливой манере и воспринимались как люди неопытные, с вульгарным вкусом. Богатые имели свободное время для воспитания в себе вкуса, детали, невидимые для других значили много (как, например пуговицы на рукаве джентльмена). Веблен пишет, что "по мере того как растет благосостояние и культурный уровень общности, способность платить подтверждается средствами, требующими все большей дискриминации наблюдателей. Дискриминация между рекламными средствами – на самом деле, значительный элемент в высшей денежной культуре". К концу девятнадцатого века люди начали рассматривать в одежде детали, говорящие о материальном уровне и личности; мы посмотрели, как эти два аспекта связаны с общей тенденцией одеваться в более однородном и тонком стиле (особенно в случае мужчин).

маскулинность ß----------àфеминность

богатство ß----------à бедность

элитизм ß----------à равенство

целомудрие ß----------à эротика

видимое благосостояние ß----------à видимая бедность

мода

Джинсы, социальная схожесть и социальное неравенство

Для Фрэда Дэвиса (Davis, 1989), мода на одежду происходит из серии двусмысленностей и напряжений в ряде противопоставлений: например, мужское против женского, элитизм против демократичности, обладание против необладания, эротика против целомудренности и так далее (см. рис. 1). Это более сложно, чем у Веблена, но мы рассмотрим только один пример, относящийся к напряжению в социальном статусе – курьезный случай джинсов.

С точки зрения Веблена, следует принять, что джинсы функционируют как способ демонстрации относительной бедности их обладателя, и сильные мира сего никогда их не оденут. Функция индикатора экономического положения может быть переведена в функцию индикатора политических взглядов, так что дихотомия богатые - бедные перерастает в элитисты – демократы (конечно перевод не так прост и прямолинеен, но сошлемся на то, что не в этом цель данной статьи).

Как же сюда вписываются джинсы? Дэвис цитирует Charles Reich: "Новая одежда (джинсы) выражает мудрые демократические ценности. Нет различий благосостояния или статуса, нет элитизма, люди противостоят друг другу вне этих различий”. Так что джинсы, судя по всему, целиком и полностью на стороне демократии - они существуют вне тех различий, которые, как утверждают теоретики потребления, так важны для понимания мира. Однако Дэвис также приводит следующую цитату из Los Angeles Times Magazine от 1987: Карл Лагерфельд для Chanel предлагает классический костюм из голубого и белого денима, $960, с бюстье из денима, $360 . и джинсовую шляпу, $400. Все в бутике Chanel, Беверли Хиллз”.

Социальное различение Веблена в этом случае идет вспять. Просто невозможно сказать, что джинсы более не являются символом демократии и равенства. Они зависли в вечном противостоянии элитизма и равенства, став инструментом, с помощью которого и проигрывается это противостояние. Они также зависли между модой и анти-модой: иногда их клеймят как анти-модный предмет, но время от времени они появляются в бутиках Chanel. Получается, что предмет равенства, доступный всем, на самом деле, дифференцирован всеми возможными способами, так что социальные различия все еще можно выразить. С одной стороны, джинсы используются как индикатор видимой бедности, когда теряют цвет, протираются и бахромятся - следовательно, вызывают презрение к тем, чьи джинсы не более чем новые. Но с другой стороны, дизайнерские джинсы с автографом Yves Sent Lauren или Gloria Vanderbilt свидетельствуют о явном благосостоянии. Предметы одежды - это то, в чем проигрываются противопоставления и амбивалентности, отмеченные Дэвисом. Веблен говорил только об одной стороне этого явления (о демонстрации материального положения), но его вклад в понимание, по крайней мере, одной важной функции одежды остается фундаментальным.

Расточительство, красота, уродство и мода

Веблен разделяет общества, в которых одежда едва ли когда-нибудь меняется и общества, сродни нашему, в которых одежда претерпевает довольно быстрые изменения в соответствии с модой. Он объясняет это в терминах, которые нам уже известны: если индикатором материального благосостояния является досуг, одежда будет иметь тенденцию к стабильности. Если же благосостояние выражается через демонстративное потребление, мода становится доминирующей. Поскольку очевидно затратно менять одежду задолго до того, как она износится физически, быстрые изменения - это явный индикатор социального положения. Как ни странно, Веблен, по видимому, не хотел останавливаться в объяснении на этом уровне - странно, потому что такой подход выглядит простым, элегантным и имеющим определенный объяснительный потенциал. Он вылавливает из своей шляпы понятие эстетической красоты и рассматривает любопытное отношение между законом демонстративной траты денег и идеей красоты. Это как если бы мы постоянно искали что-то действительно красивое в одежде, но никогда не могли найти, поскольку закон демонстративной расточительности требует, от нас продолжения изменений, с тем, чтобы показать наше материальное благосостояние. Как он пишет, “норма демонстративной расточительности несовместима с требованием, что платье должно быть красивым. И этот антагонизм предоставляет объяснение безудержным изменениям моды, которые не основываются ни на всплесках экспрессивности, ни на собственно красоте”. Собственная эстетика Веблена основывается, по-видимому, на том, что бесцельности и расточительности в одежде присуще уродливость, и при известных обстоятельствах мы всегда видим бесполезные и расточительные аспекты модной одежды, начинаем испытывать эстетическое отвращение - и меняем моду, только для того, чтобы повторить этот процесс еще и еще. Он допускает, что “превалирующая мода кажется красивой”, но утверждает, что это чувство покоится не на эстетической основе. Напротив, мы находим, нечто красивым, потому что это дорого и\или расточительно. Веблен не очень жалует модные общества, что очевидно из следующего комментария: