Один из древнейших храмов дорического ордера, посвященный богини Артемиде, находился на острове Эгина, близ побережья Аттики. В ходе его раскопок в начале прошлого века выяснилось, что колонны и мраморные украшения были раскрашены. Так был опровергнут один из мифов искусствоведения XVIII века о мраморной белизне греческих храмов.

Человек размышляющий. Перед античным человеком, обитателем долин и небольших островов, чей кругозор долго был замкнут горами и морем, а жизнь заполнена суровой борьбой за выживание, в VIII ¾ VI вв. до н.э. мир предстал во всем разнообразии природы, во всей пестроте обычаев и верований бесчисленных народов, в том числе и таких, историческая память которых уходила в глубь тысячелетий.

Милетянин Гекатей, оказавшийся во время своих странствий в долине Нила, не преминул, представляясь египетским жрецам, похвастаться, что за пятнадцать поколений до него его предки были богами. Жрец, вместо того чтобы обрадоваться встрече с чужеземцев, имевшим такую родню, молча отвёл его в подземелье храма и, показав саркофаги с мумиями погребенных там тысячелетия назад жрецов, бесстрастно заметил, что ни один из них не был богом.

Подобный же переворот в представлениях о богах пережил Ксенофан, уроженец другого малоазийского города, Колофона. В роду у Ксенофана не было богов, но он знал о богах всё, что о них рассказывали Гомер и Геоксид. Каково же было его потрясение, когда он увидел, что эфиопы почитают богов в облике чернокожих курчавых идолов, а фракийцы ¾ голубоглазых и бледнолицых истуканов. Так Ксенофана озарила мысль, что, если б быки умели рисовать, они бы изобразили своих небожителей четвероногими и с рогами.

Нет, не стал Ксенофан безбожником. Но он понял, что люди не обладают достоверными знаниями о божественном, а на самом деле Бог вовсе не похож на смертных ни обликом, ни разумом, что правит он миром, все видя, все слыша и размышляя обо всём. И нет Богу в своём величии дела до человека, поэтому и людям надо славить Бога благочестивой речью и пристойным словом, а не повторять глупые россказни Гомера и Геоксида о титанах, гигантах, кентаврах.

Острая, не прекращающаяся во все века античной истории полемика с носителями иных взглядов на мир и его законы, на место в этом мире богов и назначение человека ¾ родовой признак греческой, а затем и всей античной науки, отличающий её от восточного авторитарного мышления. Образованные восточные люди с недоумением, а порой и с осуждением наблюдали за непрекращающимися спорами греков, за разнообразием их взглядов, констатируя, что у них нет ничего установившегося, никаких незыблемых авторитетов.

Новое по сравнению с востоком было и общественное положение в античном мире человека размышляющего. Он, не в пример восточному мудрецу, мог рассчитывать на признание и поощрение не главы государства и верхушки общества, а всего гражданства полиса, а затем и греческого мира в целом. Полис гордился своими мудрецами так же, как своими храмами или иными достопримечательностями. Выражение "семь мудрецов" заимствовано греками у восточных соседей, но глухая борьба за включение "своего" мудреца в число семи ¾ чисто греческое явление.

Ранняя греческая наука ещё не разграничивалась на отдельные отрасли. Учёные не были профессиональными астрономами, геометрами, ботаниками, историками. Они были мудрецами, стремившимися познать видимый мир в целом, понять его происхождение и управляющие им законы. Опыт освоения круга земель, выход за его пределы показали, что Океан не река, омывающая всю землю, а безграничное водное пространство, видимо это натолкнуло милетянина Фалеса на мысль, что первовеществом, из которого создано всё сущее, является вода. Землю же Фалес видел диском, плавающим на воде и находящимся под воздействием невидимых одухотворенных сил. На мысль об этих силах Фалеса навели свойства железной руды Магнезии: выплавляемые из неё слитки могли притягивать другие предметы и, следовательно, имели душу. Но более всего прославился Фалес тем, что предсказал солнечное затмение 585 г. до н.э.

Непосредственное наблюдение за восходом солнца, с появлением которого меркнут звёзды привело Фалеса к мысли, что Солнце находится выше звёзд, занимающих место между Солнцем и Землёй на тверди, неподвижном небе. И эта ошибка, как и предсказание солнечного затмения, восходит к восточной мудрости. У Фалеса, как считали греки, в роду были финикийцы.

Могущество любой науки в том, что она не останавливается на месте, не замыкается на самых величайших открытиях. Научные авторитеты, как бы они высоко не стояли, меркнут подобно звёздам, замещаясь новыми. Младшему современнику и земляку Фалеса Анаксимандру его взгляд на воду как первовещество всего сущего казался примитивным. Критик Фалеса, обладавший редкостным по тем временам абстрактным мышлением, полагал, что всё в мире произошло от невидимого, неощущаемого, безграничного начала, которое он назвал "апейроном" ("беспредельным"). От этого начала отделились противоположные друг другу Тепло и Холод, породившее всё, в том числе и Землю, Солнце, Луну, звёзды. Таким образом, Анаксимандр, предложивший свою гипотезу происхождения космоса, которая противостояла космогонии Гесиода, ушёл от мифологии гораздо дальше, чем Фалес.

Анаксимандр был первым из эллинов, нанесшим очертания берегов и островов на медную доску. Этот научный подвиг стал возможен лишь после того, как финикийские, карфагенские и греческие мореходы на своих кораблях обошли круг земель. С критикой Анаксимандра выступил другой милетянин, Анаксимен. Приняв за первовещество воздух, он осмыслил дыхание как живую душу и приписал ему решающую роль в образовании воды, земли, огня.

Выделяя вещественное первоначало, Фалес не лишал его одушевленности и считал Вселенную обиталищем бесчисленных богов. Апейрон Анаксимандра, скорее всего, вовсе не материальное начало, а прообраз того, что считал "материей" глава "идеалистов" Платон. Анаксимен же, как было сказано, исходил из первоначальной одухотворенности мира.

Пифагор. Гомер.

На острове Самос в семье резчика драгоценных камней в начале второй четверти VI в. до н. э. родился один из самых глубоких мыслителей древности Пифагор. Покинув родину в юности, он долгие годы провел на Востоке, где познакомился с научными и духовными достижениями египтян, вавилонян, финикийцев, евреев и персов. Вернувшись в сорокалетнем возрасте и застав на Самосе тиранию Поликрата, Пифагор предпочел переселиться в Великую Элладу, в город Кротон, который превратил в центр науки, не уступающий Милету, к тому времени захваченному персами.

В системе Пифагора нет ни олимпийских богов, ни одухотворенной земной природы, ни материальных начал, которые милетские учёные считали первоосновой всего сущего. Космос обращался к нему музыкой сфер, и он попытался наложить гармонию на ноты чисел и в соотношении чисел открыть ту же музыку.